Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

Неожиданно свалившееся счастье успеха теперь казалось ему заслуженным, и самоуверенный Дантес ничуть не удивлялся всеобщему возрастающему поклонению и принимал как должное, когда Идалия Полетика, выждав удобную минуту, шептала ему где-нибудь в углу под звуки вальса и шум гостей:

– Наташа Пушкина безумно в вас влюблена… Пользуйтесь случаем – действуйте решительнее… Говорите ей больше, что вы ужасно страдаете, что вы заняты мечтами только о ней, что вы умрете, застрелитесь, если она не ответит вам взаимностью… Будьте же настойчивее и смелее, – русским светским дамам это очень нравится…

– Это нравится всем дамам, – убежденно смеялся Дантес, – но Наталья Николаевна очень холодна и осторожна, и она много говорит о своей сестре Екатерине, слишком много, а старые девы не в моем вкусе, – от них пахнет капустой и лежалой одеждой, а я люблю апельсины. Екатерина мне противна. Фи! Она тяжело танцует и воняет в танцах под мышками. Но она тоже в меня влюблена. Все дамы влюблены! Это невозможно!

– И я влюблена, – поддерживала Идалия, – но вы должны быть влюблены в одну Наташу. Помните, сам государь император этого желает…

– Но я и в самом деле влюбился, – признавался Дантес, – ужасно влюбился, даю вам честное слово кавалергарда.

– И очень хорошо, прелестно, – торжествовала Идалия, – поздравляю. Однако не смейте об этом говорить барону. Хотя бы пока…

– О, я не такой дурак, – улыбался красавец.

А в это время в гостиной барон с фальшивыми вздохами, разводя руками, поминутно озираясь, умоляюще твердил Наташе:

– Это меня мучает… Я страдаю вместе с Жоржем… Я даже боюсь за его здоровье… Он не спит ночами от страстной любви к вам, божественная Наталья Николаевна… Что делать? Я теряю голову… А Жорж безумствует… Поймите: ведь вы первая его любовь… Пожалейте его молодость, приласкайте, пойдите ему навстречу, не лишайте его возможности постоянно видеть вас. Я искренне убежден, что вы найдете в Жорже очаровательного друга, если не хотите большего… Вы видите, я говорю вам откровенно, как отец…

– Но что я могу дать больше?.. – смущенно розовела Наташа, безвольно перебирая веер. – Верю вполне в его прекрасные чувства ко мне и, признаться, горжусь, что внушила их… Но ведь я не свободна, как мои сестры Екатерина и Александра, у меня есть муж и дети. К тому же муж и так страшно ревнует меня к Жоржу и глубоко страдает… И так он совершенно потерял покой… мучительно страдает…

Барон расхохотался:

– Ревнивый муж! Это так обыкновенно в нашем обществе и приятно не более, как кокетство. Уверяю вас. Советую вам не обращать внимания и не доверять комедии страдания ревнивого супруга. Да и какие у него причины ревновать вас к Жоржу, когда вы к нему так равнодушны?.. Вот для Жоржа – это мучение…

– Нет, барон, муж прав, – опустила глаза Наташа, залив свою смуглость румянцем признания, – я не скрываю от него, что Жорж мне очень нравится, даже слишком нравится… Я сильно увлечена им, сердечно увлечена…

В дверях появился Пушкин.

Обеспокоенными, ищущими глазами он смотрел на Наташу.

– Простите, барон, я на несколько минут оставлю вас, – смутилась Наташа и подошла к мужу, отведя его в другую комнату. – Ну, что с тобой, Александр? У тебя ужасный вид. Ты проигрался? С кем ты там был? С кем?

– Я? – рассеянно припоминал Пушкин. – Ах да… я встретил в карточной старого приятеля Александра Тургенева… Разговорился с другом Дантеса – виконтом д’Аршиаком из французского посольства, – очень милый человек… Да… с Тургеневым вспоминали наш кружок арзамасцев… Впрочем, это тебе неинтересно… Он сказал мне комплимент, что я похож на самоубийцу… Он угадал… Пришлось пригласить его вытаскивать мой труп из петли…

– Перестань говорить глупости, – дулась Наташа, – довольно…

– К нашему несчастью, тут много правды, – с острой болью смеялся Пушкин, скрывая бурлящее волнение ревности, – жизнь наша складывается так безвыходно, что мне следует удавиться… Ты овдовеешь и выйдешь замуж за Дантеса. Тебе же будет легче.

– Тебя невозможно слушать дальше, – возмущалась Наташа, теребя веер, – ты несешь вздорные глупости…

– А какие умности, – показывал на соседнюю комнату Пушкин, – тебе может наговаривать этот голландский сводник и шулер?

– Александр, ты с ума сошел, – сердилась Наташа. – Как ты смеешь оскорблять этого благородного человека? Нас могут подслушать… Тише…

– Пускай. А хочешь, – предлагал с нервным смехом Пушкин, – я сейчас при всех скажу, честно и открыто скажу, что он сводник и сплетник. Со всех концов, как мальчика, предупреждают меня, что этот барон способен на любую грязную подлость, что это он распустил по городу оскорбительные для чести нашей сплетни… А ты сидишь с ним в гостиной и мило беседуешь. Этого не должно быть больше. Слышишь, Наташа? Я не могу позволить дать кому-нибудь подумать, что я слаб и уступчив перед наглостью подобных аристократов.

Наташа блеснула глазами, полными слез:

– Едем домой…