Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес

– Я делаю для декабристов все, что могу! Если они личными способностями и храбростью заслу-жи-вают наград, я немедленно делаю представления… Я выдвинул в генералы Раевского, который хотя и не был судим, но, между нами говоря, ведь тоже замешан в бунте… Я сделал генерал-майором Бурцова… Благодаря мне получил офицерский чин Пущин, хотя это и было трудно: у государя свои разряды декабристов и очень хорошая память на эти разряды!

Худой, изможденный Вольховский считает момент подходящим для просьбы об отпуске.

– Ваше сиятельство! Я уже докладывал, что мне необходим отпуск для лечения водами… так говорят врачи…

Но такой поворот разговора не нравится Паскевичу. Он говорит ворчливо:

– Отпуск, отпуск! Всем необходим отпуск! Всей армии необходим отпуск и отдых! И мне тоже!.. Однако кампания еще не кончилась… Главное, я не имею сведений из армии Дибича, а участь нашей армии решается там, на Балканах… Идти ли нам дальше, следом за Бурцовым, или мы уже выполнили свою задачу… Я вам обещаю отпуск, когда выяснится, что дальше мы не пойдем. Поверьте, что это вопрос двух-трех недель, не больше…

Поспешно входит поручик Абрамович, личный ординарец графа.

– Ваше сиятельство…

– А, вот, кстати, Абрамович… Вы были в гареме Османа-паши? – вспоминает при виде его Паскевич.

– В гареме я был… вместе с поэтом Пушкиным…

Упоминание Пушкина неприятно Паскевичу. Он бьет рукой по столу.

– И здесь Пушкин! Ему и в гарем нужно! Ну, что там? Никого не изнасиловали там наши солдаты?

– Никаких претензий заявлено не было, ваше сиятельство! – вытянувшись, по уставу отвечает Абрамович.

– Хорошенькие есть? – задает игривый вопрос граф, чем заставляет осклабиться Абрамовича.

– Я видел только двух, и то они были под чадрами, и одна, кажется, мамаша самого паши… Пушкину больше посчастливилось: на него – по крайней мере, он так говорил, – глядели откуда-то из слухового окошка несколько… Но красавиц и он не заметил, ваше сиятельство.

– Спрятали!.. А Пушкину сюжет для стихов. Значит, Османа-пашу мы можем успокоить, хотя по дороге к Тифлису пленный паша, должно быть, забыл о женах!

– Ваше сиятельство… – делает движение в сторону графа Абрамович, осерьезив лицо.

– Что такое еще?

– Из отряда генерала Бурцова приехал с донесением…

Паскевич мгновенно преображается.

– Где? Кто? Сейчас же сюда!

Абрамович быстро выходит и тут же входит с поручиком Леманом.

– А-А! Здравствуйте, поручик! – кивает бровями граф.

– Здравия желаю, ваше сиятельство! Честь имею явиться с донесением из отряда генерала Бурцова, – заученно рапортует Леман и протягивает пакет Паскевичу. Тот передает его Вольховскому, говоря Леману:

– Ну, докладывай скорее, что там?

– В сражении под Байбуртом смертельно ранен генерал Бурцов, ваше сиятельство! – быстро выпаливает поручил Ломан, и Паскевич откидывается назад, ударяя ладонями о стол.

– Смертельно? А-ах, какая жалость! Смертельно?.. Как?.. Каким образом?..

– Выстрелом из пистолета, ваше сиятельство.

– Из пистолета? На такой близкой дистанции? Почему?.. Кто принял команду?

– Полковник Протасов, ваше сиятельство.

– Ну вот… смертельно ранен! – обращается к Вольховскому Паскевич. – А может быть, не смертельно?

– По мнению старшего лекаря отряда, нет надежды, ваше сиятельство, – продолжает отчетливо сыпать заученные фразы Леман.

– Ах, эта неизвестность! Ведь кампанию, в сущности, мы кончили! Напрасная, может быть, смерть!.. Что там в донесении? – обращается к своему начальнику штаба граф.

Протягивая бумагу Паскевичу, говорит Вольховский:

– Просит командующий отрядом подкреплений, ваше сиятельство.

Быстро пробегая донесение, поправляет его Паскевич:

– Не только подкрепления, но и провизии и фуража!.. Разве наши обозы потеряны, поручик?

– Нападение на обоз было, ваше сиятельство, но оно отбито, – несколько заминается Леман, и это замечает Паскевич и кричит:

– Не вра-ать!.. Вы, поручик, не ре-ля-цию в Петербург составляете, нет! Вы рапортуете командиру армии!

– Я, ваше сиятельство, докладываю, что мне было известно, когда я выезжал в Арзрум с донесением, – спадает окончательно с бравого тона Леман.

– Но командующий отрядом, видимо, надеется на то, что обозы будут уже отбиты, пока вы вернетесь? – язвит Паскевич. – Где Раевский? – обращается он к Вольховскому.

– Раевский?.. Недавно я видел его с Пушкиным… – порывается Вольховский к дверям.

Новое упоминание о Пушкине окончательно взрывает Паскевича.

– Опять с Пушкиным! Везде Пушкин и все с Пушкиным! Пушкина надо просто выслать вон из армии! Вы можете идти, поручик… Я вас позову, когда будет нужно! – (Леман, сказав: «Слушаю, ваше сиятельство!» и повернувшись по форме, уходит.) – А кто просил меня, чтобы я позволил Пушкину приехать в действующую армию? Раевский, конечно! И вот, этот ваш лицейский товарищ, которого солдаты зовут «драгунским попом», он отнимает у всех время, везде суется и с пикой скачет в атаку!… И когда его убьют, как Бурцова, я еще буду и виноват!.. Благодарю покорно!.. Нет выслать, выслать!.. Предложить выехать в Тифлис, а там куда хочет, – не мое дело!.. Пошлите и за ним также, пожалуйста!