Мила была права, распекая меня в то злосчастное утро. Эмиль ведь ничего мне не обещал, не признавался в любви, не клялся в верности. Он забавлялся моей неопытностью, принесённой ему собственноручно на блюдечке, и наслаждался тем, чего ему так не хватало. Как же наивна я была! Думала, что ложь о моём спасении — предательство, но она не идёт ни в какое сравнение с подобным лицемерием. Сам приказывал мне соблюдать внешние приличия, и сам с удовольствием наплевал на них.
Утираю дождевые капли с носа. Замёрзшие пальцы плохо гнутся. Гвардейцы, всё это время следующие за мной, ведут в поводу поникших лошадей, да и сами украдкой хлюпают носами. Мила в очередной раз предлагает поехать домой, но от этих слов сердце болит ещё сильнее. Теперь мой дом — это дворец, и я буду всю жизнь вспоминать, как в этих самых стенах Эмиль раз за разом обманывал меня.
Не вернусь туда. Ни за что на свете. Лучше смерть.
Заношу руку над канавой, чтобы выкинуть в неё злосчастный платок, и замираю. А ведь Эмиль — не единственная особа императорской крови, которую я знаю. Стискиваю тонкую ткань в пальцах. Безумная мысль мелькает в воспалённом, как в лихорадке, разуме, хочу отмахнуться от неё, но вдруг понимаю: это мой шанс.
Возвращаюсь к экипажу, приказывая:
— Во дворец к её величеству!
Катарина принимает меня через каких-то полчаса. За это время я успеваю чуть обсохнуть и всё обдумать ещё раз. Гудящую над ухом о приличиях Милу выдворяю вон из приёмной, где меня оставляет камердинер. Жду, когда позовут к её величеству, отчаянно убеждая себя в правильности принятого решения. Жить с разрывающей душу болью невыносимо, и если она не поможет мне выбраться из этой ловушки, то я не представляю, как дальше быть.
— Боги, Лияра! Что с вами приключилось? — восклицает Катарина, стоит мне переступить порог малой гостиной. — Вы в порядке?
Императрица жестом отсылает фрейлин — по счастью, Луизы среди них нет — и помогает мне опуститься в кресло у горящего камина.
— Надеюсь, я не помешала. Простите, госпожа, мне просто больше не у кого просить помощи, — простуженным голосом говорю я.
— Скорее снимайте накидку! — Катарина помогает расстегнуть пуговицу на вороте, потому что мои трясущиеся пальцы всё время неловко соскальзывают. — Вы совершенно промокли. Выпейте чаю, согрейтесь.
Она заставляет принять изящную фарфоровую чашку. Я не тороплюсь пить, отогревая руки об её тёплый бок, а Катарина бросает сырой от дождя плащ на диван позади и только после этого устраивается в кресле напротив.
— Не торопитесь, дорогая, — участливо говорит она, пододвигая ко мне вазочку с песочным печеньем. — Вы можете рассказать всё, когда будете готовы.
Её доброта помогает собраться с силами. Делаю крохотный глоток, прежде чем поднять взгляд на императрицу.
— Мне нужна ваша защита, госпожа, — говорю тихо, но уверенно.
— Конечно, всё что угодно!
— Я хочу расторгнуть помолвку с его высочеством.
Катарина поражённо молчит, затем наливает горячего чаю и себе.
— Это из-за Луизы? — вдруг спрашивает она, отпивая глоток. — Простите, если лезу не в своё дело, но она всё мне рассказала час назад.
Я киваю, не в силах произнести правду вслух. Запиваю горечь во рту терпким напитком и жду продолжения.
— Вы уверены, Лияра? Знаю, я сама наставляла вас подумать, всё ли идёт правильно в ваших отношениях с князем, но расторжение помолвки? Понимаю, сейчас вы расстроены, но может всё-таки стоит поговорить с Эмилем…
— Нет, пожалуйста! — взмаливаюсь я, словно она просит сплясать на горящих углях. — Он снова будет угрожать моим родителям, закроет во дворце, заставит смириться. Не Луиза, так какая-нибудь другая женщина появится рядом с ним, и я буду вынуждена смотреть на них всю жизнь. А я не смогу!
— Угрожать? — ошеломлённо переспрашивает Катарина, отставляя чашку на низенький столик. — Боги, Лияра, это очень серьёзное обвинение!
— Он обещал разорить отца, — шепчу я, низко опуская голову. — Сказал, что обвинит его в пособничестве магам Тени, если не приму его предложение. — Катарина вскрикивает, прижимая руки к груди, и я поспешно говорю: — Клянусь, это всё неправда! Но кому поверит император — своему брату или барону фон Армфельт?
— Всемогущие боги, — шепчет Катарина, осеняя себя пятилучевой звездой. — Так Эмиль принудил вас к помолвке? Бедная девочка.
Возвращаю недопитый чай на поднос: руки дрожат, и я боюсь пролить его на дорогой осиденский ковёр.
— Но как я могу помочь? — сочувственно спрашивает императрица, разводя руками. — Как ни прискорбно, я ни на что не влияю. Или у вас есть план?
— Поговорите с императором, — прошу я. — Убедите его расторгнуть помолвку. Эмилю придётся подчиниться, а если с родителями что-нибудь произойдёт, то это станет открытой местью, и я смогу надеяться на защиту его величества! Пожалуйста, госпожа, вся надежда только на вас. Я не вынесу жить с человеком, который так цинично, подло, отвратительно использует меня. Лучше умереть…
— Не говорите так! — вскрикивает Катарина. — Я поговорю со Стефаном, но вы должны понимать: это будет не быстро. Что вы намерены делать сейчас? Вам есть где спрятаться?