Невезение. Сентиментальная повесть

— А теперь, с вашего позволения, продолжим наш разговор, — официальным тоном произнес он. — Как вы понимаете, после получения вашего заявления мы должны официально оформить наши — вернее — ваши отношения с Комитетом госбезопасности. — Нет, нет, — увидев моё неприятное недоумение, — понимающе взглянул он. — От вас не требуется чего-нибудь предосудительного, например, докладывать о разговорах со своими товарищами или выполнять наши секретные задания. Для этого есть другие люди и, поверьте, их вполне достаточно. Особенно на платной основе. Это требуется, чтобы обезопасить вас от той же милиции, которая продолжает расследование убийств в сфере торговли и усиленно ищет стрелочников. А так — вы наш человек, то, как говорится, взятки гладки. Мы всегда на официальных основах всё прикроем. Сейчас вы подпишете документ о сотрудничестве, согласно которому от вас требуется только одно: сообщать нам, узнав о любой преступной деятельности или намерениях, что, по сути, является священным долгом советского человека. Именно такие задачи будут поставлены перед вами в этом документе. Вас никто не сможет упрекнуть, что вы секретный осведомитель органов, предающий своих друзей или знакомых. У вас даже не будет кодового названия или псевдонима. Поверьте, это самый легкий и надежный способ оставаться честным человеком и перед собой, и перед близкими, и перед государством. Именно на таких основах с нами сотрудничают многие уважаемые и порядочные люди.

Видя мое молчание, Георгий Алексеевич вздохнул и мягко сказал: — Не пойму, чем вы так обеспокоены… Мы навели справки, и знаем, что в армии вы были шифровальщиком. Разве не такой же документ вы подписывали в особом отделе военной контрразведки? Сообщать только о тех, кто проявляет повышенный интерес к секретной документации или вербует вас с такой целью, а вовсе не «закладывать» своих товарищей?

Я вспомнил армейские годы, обязательную рапортичку: «за время истекшей недели повышенный интерес к секретной аппаратуре и документации никем не проявлялся» и облегченно подписал документ о сотрудничестве.

_ Мне хотелось бы, только правильно меня поймите, знать, как идет расследование этого преступления. И вашей службы, и ваших милицейских коллег, — решился сказать я.

— Никак мстить думаете? — поинтересовался чекист.

— Мстить — не мстить, а сделать всё, чтобы мерзавцы не избежали наказания.

— Ну, в пределах возможного, постараюсь держать вас в курсе.

— Спасибо. И еще, могу ли я связаться с вами, если возникнут особые обстоятельства?

— Безусловно, ответил он, и мы пожали друг другу руки.

***

Вернувшись к Жене, первым делом успокоил ее, поведав о посещении КГБ и полученных гарантиях безопасности. Она была рада, но на лице ее читалась легкая грусть. Кажется, я понял, в чем дело, и сказал, что не хочу быть один и, если можно, еще поживу у нее. Честно говоря, мне не хотелось сбегать от Жени, только немного распогодилось.

— Я же сказала, живи здесь сколько хочешь, — глядя мне в глаза, мягко молвила женщина. — Мне тоже не сладко маяться одной…

***

Надо было решить несколько первоочередных вопросов: сообщить про несчастье родителям Дины, организовать похороны. Их адреса в Израиле у меня не было. Знал, что они ведут переписку, письма в ее квартире, но она опечатана. Пришлось идти в милицию и там объяснять.

В Цюрупинске меня ждала работа. Решил взять еще две недели за свой счет и успокоил лаборантку Тамару. Пообещал оплатить эти дни.

В милиции меня встретили неохотно. Молодой капитан с бегающими сметливыми глазами долго расспрашивал: кто я да что, как узнал про убийство, почему сразу не явился в милицию, когда я видел Дину в последний раз, не было ли чего-нибудь необычного в её поведении. Взял с меня расписку о невыезде, но не разрешил зайти в ее квартиру и узнать адрес ее родителей. Потому как я ей никто, а в квартире ценные вещи.

— Так сколько же им лежать в морге, почему не даете похоронить по-людски, ведь все экспертизы уже давно сделаны — возмутился я.

Пришлось обратиться к Георгию Алексеевичу и на следующий день в сопровождении капитана, вскрывшего пластилиновую печать на двери Диныной квартиры, вместе проходим в комнаты.

Беглый взгляд на вещи показывает некоторые изменения. Не видно ни телевизора, ни японского магнитофона. Говорю об этом капитану. — _ Куда они подевались, не знаете?

Он каменно молчит. — Неужели вещественные доказательства? — с издевкой спрашиваю я. — Какое ваше дело? — наконец, отзывается капитан. — Ищите свои письма и давайте заканчивать, у меня еще много дел, — буркнул он. — Что ж, придется этим тоже заняться, — говорю я. — У покойной живы родители, прямые наследники. Тем более, граждане не нашего государства. Возможно, их это заинтересует, обязательно расскажу им. И подскажу, куда обращаться. Глядите, как бы международного скандала не вышло!

Капитан злобно молчит.

— Ваши ребята здесь недурно порезвились, — продолжаю добивать его я.

— Там, в ящичке украшения хозяйки, дорогие часы. Пойдем, посмотрим?