Самый одиозным из всех лидеров был Каддафи. Он соблюдал свою часть нашего соглашения по терроризму и ядерной программе, но стиль его правления оставался жестким и репрессивным. Ливийский лидер был убежден, что только сильная рука способна удержать от развала некогда искусственно созданное итальянскими колонизаторами государство, объединяющие не связанные между собой территории и племена. Он укреплял армию и службы безопасности, чтобы защититься от переворотов, и с этой же целью тормозил развитие независимых органов судебной и законодательной власти, а также политических партий, способных бросить вызов его режиму. Как личность Каддафи отличался безрассудством и неуравновешенностью. Его экстравагантная полуторачасовая речь на заседании Генеральной Ассамблеи ООН осенью 2009 г. едва ли могла служить свидетельством того, что он находится в здравом уме. Он перескакивал с одного на другое, впадал в проповеднический тон и время от времени сверялся с текстом на клочках бумаги, которые он разбросал на трибуне. Одно безумное заявление сменялось другим, а переводчика он довел до того, что тот, проработав час с четвертью, с криком «Не могу больше!» бросил наушники и стремительно убежал со своего места.
Тем не менее мы честно выполняли свою часть сделки – старались нормализовать отношения с Ливией, отменяли санкции и готовились открыть посольство в Триполи. Несмотря на всю непредсказуемость ливийского режима, посольству во главе с Джином Крецем как-то удавалось расшифровывать мотивы действий Каддафи и интерпретировать его поведение для Вашингтона. Но, должно быть, Джин чем-то прогневал Господа, потому что стал одной из первых жертв WikiLeaks – на сайте были опубликованы его телеграммы. В одной из них он особенно выразительно описывал «чувственную украинскую медсестру» Каддафи. Этот пассаж не добавил ему симпатии ливийского лидера[137]
. После того, как один из подручных Каддафи с пугающей откровенностью сказал нам, что «здесь за такое убивают», в конце 2010 г. госсекретарь Клинтон отозвала Креца из Триполи.Неудивительно, что после головокружительных революций, произошедших по обе стороны от Ливии – сначала в Тунисе, а затем в Египте, простые ливийцы тоже начали проявлять недовольство режимом. Неудивительно было и то, что Каддафи вновь продемонстрировал жесткость, применив к протестующим насилие. Ободренные отставкой Мубарака в соседнем Египте, ливийцы организовали крупномасштабные акции протеста в Триполи и Бенгази – традиционной цитадели противников Каддафи и исламских фундаменталистов. Чтобы запугать граждан своей страны, Каддафи, не особенно заботясь о впечатлении, которое его действия могли произвести на внешних наблюдателей, приказал военным захватить Бенгази – город с населением 700 000 человек, и «уничтожить крыс и собак», как он назвал протестующих.
– Мы найдем вас даже в сортирах, – заявил он им. – И не рассчитывайте на жалость и милосердие[138]
.Мы пытались образумить Каддафи, но безрезультатно. В феврале я трижды звонил своему старому партнеру по переговорам Муссе Куссе. Во время нашего первого разговора он сетовал на то, что мы предали Мубарака и не осознаем весь ужас того, чтó может произойти в регионе. Во время двух других разговоров я говорил Муссе Куссе, что Каддафи должен прекратить насилие в отношении собственного народа. Я предупреждал, что, если он этого не сделает, будет разрушено не только все то, чего нам удалось достичь за прошедшее десятилетие, но и сам режим Каддафи. Кусса продолжал твердить, что мы не понимаем ситуации и того, насколько непримиримо настроен ливийский лидер. Но, когда я в очередной раз сказал ему, что все это плохо кончится, он глубоко вздохнул и сказал:
– Я знаю.
Через месяц Кусса бежал в Великобританию.
Президент Обама надеялся избежать прямого американского военного вмешательства, но по мере того, как силы Каддафи приближались к Бенгази, призывы к действию становились все громче. Мнения советников Обамы разделились, хотя, как это часто бывает при попытке воспроизвести в памяти политические дебаты, я не помню, чтобы разделение было таким резким, как писали позднее. Байден и Гейтс ясно дали понять, что они против вмешательства, аргументируя это отсутствием угрозы для жизненно важных национальных интересов США; тем, что нам хватает проблем в связи с попытками остановить войны в Ираке и Афганистане, и тем, что мы и понятия не имеем, к чему может привести вмешательство в Ливии. Другие утверждали, что США обязаны защитить невинное мирное население Ливии. Сьюзан Райс, над которой, по ее признанию, тяготел горький опыт Руанды, была особенно настойчива. Такого же мнения придерживалась и Саманта Пауэр. Хиллари Клинтон, которая редко не соглашалась с Бобом Гейтсом, в конечном счете также высказалась за военное вмешательство. При этом никто не отрицал и не преуменьшал риски.