Невидимая сила. Как работает американская дипломатия

В итоге Обама сказал Гейтсу, что ставка была «51 к 49». В конечном счете чаша весов склонилась в пользу военных действий. Тому было несколько причин. Во-первых, речь шла об угрозе кровопролития, а также о негативных моральных и политических последствиях для США в случае нашего бездействия. Некоторые наблюдатели позже утверждали, что, наверное, можно было заключить с Каддафи сделку, чтобы тот прекратил эскалацию насилия и начал транзит власти. С моей точки зрения, это было практически невозможно. Когда я позже встретился с Куссой, который к тому времени жил в изгнании в Катаре, он сказал, что, зная Каддафи как облупленного, весной 2011 г. был уверен, что непредсказуемый ливийский лидер, живущий в своем собственном мире, будет бороться за власть до конца. Для Каддафи это был вопрос жизни и смерти; стратегический выбор в пользу сотрудничества с США, сделанный им за десятилетие до этого, уже не имел значения. Встреча американской делегации во главе с заместителем руководителя Ближневосточного бюро Джеффом Фелтменом с представителями ливийского режима в июле 2011 г. ни к чему не привела. Она не продемонстрировала готовность Каддафи уйти в отставку или пойти на какие-либо уступки. Что касается сына Каддафи Сейфа аль-Ислама, когда-то считавшегося рупором Запада, то я всегда расценивал его предполагаемую готовность к переговорам сильно преувеличенной. По мере приближения революции его риторика становилась такой же суровой, а склонность к самообольщению – столь же сильной, как у его отца.

Во-вторых, Обаме приходилось взвешивать последствия наших действий или бездействия в Ливии в широком контексте «арабской весны». В середине марта 2011 г. революции в Тунисе и Египте протекали сложно, но обещали стать не слишком кровопролитными. Волнения прокатились по всему региону – от Сирии до Йемена и Бахрейна. Если бы мы просто смотрели, как Каддафи при помощи насилия подавляет ливийскую революцию, то послали бы страшный сигнал – как о невозможности мирных изменений, так и об отсутствии у Америки серьезных намерений поддерживать их. Кроме того, Каддафи объединял других арабских автократов вокруг общей ненависти к нему. Ничто не примиряло лидеров региона так, как антипатия к ливийскому диктатору и его режиму. В течение более четырех десятилетий Каддафи в разное время пытался организовывать диверсии и покушения почти на каждого арабского лидера. Они не сомневались в его мстительности, и в марте Лига арабских государств призвала ООН к вмешательству.

В случае вмешательства в Ливии Обама мог не беспокоиться о реакции в регионе. Несколько арабских государств, включая ОАЭ и Иорданию, даже ясно дали понять, что готовы участвовать в военно-воздушной операции. Учитывая стойкую обиду стран Персидского залива на наш «отказ» от Мубарака, вмешательство позволило бы отчасти вернуть их доверие.

В-третьих, несмотря на то, что Ливия без Каддафи стала terra incognita, там были все условия для относительно спокойного транзита власти. Нефтяные богатства обеспечивали стране финансовую подушку и служили стимулом для развития сотрудничества с другими странами. Население страны было малочисленным, а в ливийской диаспоре было немало высококвалифицированных специалистов. Руководители политической оппозиции, большинство которых уже некоторое время находились в изгнании, казались вполне ответственными.

В-четвертых, на военном вмешательстве настаивали наши ключевые европейские союзники. Президент Франции Саркози бравировал своей готовностью защитить мирных ливийцев в Бенгази – в идеале вместе с США и миссией НАТО, но в случае необходимости и без них. Учитывая, что Европу отделяло от Ливии лишь Средиземное море, европейцы как никто были заинтересованы в мирном транзите власти после ухода Каддафи.

Наконец мы видели возможность добиться резолюции Совета Безопасности ООН, санкционирующей военное вмешательство. Такая резолюция поставила бы на международную военную операцию в Ливии печать легитимности, которой так не хватало США во время второй войны в Ираке. В конце февраля русские и китайцы уже поддержали одну резолюцию Совета Безопасности ООН, осуждающую жестокость Каддафи; 10 марта российский президент Медведев сказал вице-президенту Байдену, что Россия, скорее всего, воздержится при принятии новой резолюции, а Путин, хотя и без энтузиазма, не стал мешать своему протеже. Конгресс США тоже активно поддерживал ограниченную военную операцию – Сенат единогласно одобрил мартовскую резолюцию, поддерживающую американское участие в зоне, свободной от полетов.