Невидимая сторона. Стихи

Часами, вывалив язык,

взирал себе на гладь морскую.

Я думал, он стоит, тоскуя. Я думал — копит дикий крик.

Он улыбался…

Часто дети,

образовавши полукруг,

кидались галькой и дразнили,

пока, летя из метких рук,

не попадал в гиганта камень.

Он оборачивался вдруг

и начинал визжать. Рывками.

И этот визг, и этот вид

безумного от боли джинна

на набережной тормозил

проезжие автомашины.

Не знаю имени его.

Не помню клички. Ничего,

ни где он ел, ни где он спал…

3

Но помню ясно —

я шагал

после рыбалки по закату,

что зыбко плавился прибоем,

и нес ставриду на кукане,

мечтая о воде в стакане —

прозрачной, пресной, ледяной.

Внезапно ужаса волной

промчала сквозь меня ватага,

а вслед за нею, как сирена,

визжа прерывисто, бежал,

с затылка кровь свою стирая

и в воздух кулаки бросая,

слепой от гнева…

Увернуться

уже мне было не успеть.

Уже ко мне рванулись руки.

И в лихорадочном испуге,

глаза в глаза поспешно глядя,

ладонью я его погладил

по рукаву…

И тихо соскользнули пальцы,

и глаз глубокие овальцы

застлали линзы мутных слез.

Он повернулся. И понес

себя в угрюмое пространство.

…Прошло лет десять.

4

В тот же город

опять занесенный судьбой

приехал я. Уже с женой.

Купанья. Катера. Кофейни.

Она почти благоговейно

за мной, как за экскурсоводом,

ступала по земле и водам.

В кино, театры и концерты

ходили мы по вечерам,

одеты празднично и броско,

как, впрочем, весь курортный люд.

Однажды узнаем: дают

большой концерт в саду приморском

ансамбль эстрадный и цыгане.

Билеты я достал заране.

Казалось, город весь спешил

пешком и на автомашинах

туда, где видны пальм вершины

и где уже оркестрик бойкий

настраивал свой инструмент…

В толпе мы плыли в тот момент,

когда в изодранной ковбойке

гигант возник на мостовой.

Давным-давно забытый мной.

Секунду он смотрел недвижно.

Поток брезгливо обтекал,

его,

стихали смех и речи.

Но вот он трубно замычал

и сделал шаг ко мне навстречу.

Толпу наискосок прорезав,

тела людей, машин железо,

он явно двигался ко мне.

Лицо ничто не выражало,

скорее даже угрожало.

Вся улица к нам обернулась,

и спутница моя рванулись,

но крепче взяв ее за локоть,

я замер, словно уличен.

Он подошел, мыча все тише,

и робко, будто бы не вправе,

потерся

о мое плечо,

погон слюны на нем оставив.

И вдруг исчез. Как будто вышел.

ОТСЧЕТ

Вставало солнце вдалеке был час рассвета.

Стояли лодки на реке — два силуэта.

Я в третьей лодочке сидел под ивой низкой.

А над водой туман летел, так близко-близко.

Полупогружены в туман, стояли лодки.

Над ними солнца великан вздымался четко.

Я позабыл про поплавок, про все на свете.

Пробился вечности исток среди столетий.

Казалось, время унесло,

как покрывало.

И только ива на весло росу роняла.

И этот робкий дробный звук как бы отсчета

меня привлек к себе не вдруг.

В нем было что-то.

Что до конца истечь могло, до страшной даты,

где время мира истекло,

и — без возврата.

Еще погружены в туман стояли лодки.

Над ними солнца великан вздымался четко.

АНАЛИЗ КРОВИ

Лицо родного сына

среди других людей —

как жизни сердцевина

и центр вселенной всей.

Вот врач его уносит

налево, в кабинет.

Пощады сын не просит.

А я смотрю им вслед.

Сейчас игла вонзится,

он страшно закричит,

из детского мизинца

кровь закровоточит.

Двадцатый век суровый, чтоб к людям добрым быть, ты любишь малость крови сперва у них попить…

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПЕЙЗАЖА

Еще у реки

невыспанный вид,

деревьев

задумчивы глыбы.

Росою рассвет

листву серебрит,

и плещутся листья, как рыбы.

И веером

брызжут мальки по воде,

от щучьей охоты спасаясь.

И тает луна —

еще здесь и нигде.

Пастушка проходит босая.

Еще в синеватом тумане встает

заречное солнце над бором,

и зимородка

зеленый полет

мелькает внезапным узором.

Еще под водой поплавок не исчез,

еще я пятнадцатилетний.

..Лишь память хранит эту речку и лес,

лишь память —

приют их последний.

Где мой зимородок? Где эта река?

Лишь пни и зловонная жижа.

А вдруг я последний

издалека

то утро

все еще вижу?

Исчезну —

исчезнут вместе со мной,

не станет и в памяти даже,

тот лес и река, и туман над рекой,

подросток

на фоне пейзажа.

Так пусть же роса листву серебрит,

утро встречает природа,

пускай

хоть в стихах

остается — летит

над строчками тот зимородок…

ПРИМЕТА

Я, как всегда, опаздываю

желание загадать,

когда с небосвода срывается

звездная благодать.

Конечно, я тоже знаю,

что это метеорит,

а не звезда прекрасная

к земле нашей грешной летит.

Но все же в приметы верит

неверующий народ,

взор по ночам устремляет

в мерцающий небосвод.

— Успел загадать желание? —

спрашивают меня,

но я лишь увидел отблеск

скользнувшего вниз огня.

И вот, чтоб врасплох не застала

падающая звезда,

решил я придумать желание

заранее и навсегда.

Пусть буду бессмертен и счастлив.

А мама? Как же она?!

Да будет и мама бессмертна!

А как же мой сын и жена?!

А что же вы все, товарищи,

товарищи и друзья?!

Да будут счастливы люди! —

волшебно придумал я.

Падайте, звезды горючие,

звезды людских примет!

Теперь уж я точно узнаю —

верить вам или нет…

* * * А. К.

Переболит. Пройдет. Забудется.

С кем только раньше ни бывало.

За лицами людей, за улицей закроется, как покрывалом.

За этою, сперва прозрачною,

а после мутной толщей времени однажды ты глаза незрячие поднимешь — оглушит по темени.

Несбывшееся было — вот оно! Всего-то на всего — дотронуться.