Невидимки за работой

Гарстенг сел, и передние ряды устроили ему бурную овацию. Один из фоторепортеров выскочил вперед, чтобы снять их в этот момент.

Затем опять взял слово председатель.

— Леди и джентльмены, после такого воодушевляющего начала мы развернем прения, чтобы до тех, кто слушает нас сегодня по радио, дошли голоса жителей Плэдберри.

Микрофон, установленный перед эстрадой, к вашим услугам.

Из глубины зала вышел невысокий коренастый мужчина.

— Ваша фамилия, сэр? — обратился нему Тэнкрей с обольстительной улыбкой.

Радиотехник подвел его к микрофону и поставил на должном расстоянии.

— Моя фамилия — Джонсон, Уильям Джонсон, — начал этот человек. Он говорил с легким местным акцентом.

Я — здешний фермер, и отец мой здесь хозяйствовал, и дед. Для меня наша деревня достаточно хороша и так. Она не хуже других, пусть остается такой, как есть. Мы не хотим, чтобы сюда пришли чужие и, с благословения совета графства, все перевернули верх дном. У нас есть всё, что нам надо. Если некоторым людям обязательно нужен водопровод и электричество — пусть заводят их у себя, а не у нас!

Под гром аплодисментов он сел на свое место.

— Благодарю вас, фермер Джонсон, — сказал председатель. —Кто следующий? Прошу!

К микрофону подошел другой мужчина.

— Меня звать Альфред Креддок. Я тоже здешний фермер, как и мистер Джонсон. И мне нечего добавить к тому, что здесь говорили мистер Гарстенг и мистер Джонсон. По-моему, они попали в самую точку! И я только хочу сказать, что я с ними вполне согласен. Не хотим у себя никаких новых затей — и баста!

В то время как Креддок шел обратно к своему месту, Чарлтон шепнул Халлесу на ухо:

— Эти двое скупили чуть ли не все дома в деревне.

Третьей выступила у микрофона пожилая женщина, худая и невзрачная в широкой складчатой юбке, напоминавшей одеяния на картинах Берн-Джонса. Она приложила губы к микрофону и стала визгливо кричать в него. Радиотехник оттащил ее и внушительно шепнул: «не кричите, говорите нормальным голосом».

Она начала снова.

— Говорит Элис Лэтт-Хоул. Я коренная жительница Плэдберри, здесь я родилась и прожила всю жизнь. Мой дорогой отец был священником здешнего прихода, и все, кто имел счастье знать его, чтят его память до сих пор. Помню

Его слова, что «Плэдберри именно такая деревня, какой господь повелел быть деревне». Он говаривал, что домики теснятся вокруг старой церкви, как выводок цыплят под крыльями наседки. И всегда при этом добавлял: «А старая, мудрая курица все знает… еще как знает!» Я живу в своем маленьком коттедже, ухаживаю за своим садом, как когда-то мой знаменитый предок, настоятель Хоул. У меня и пчельник есть. Мы здесь близки к самому сердцу природы. Мы идем по тому праведному пути, что начертан для нас всевышним. Мы лучше всех знаем, как верны слова поэта:

Зимой он нам снег посылает,

Весною дает тепло,

Дождик и солнца сиянье,

Чтобы все цвело и росло.

При таком блаженном существовании к чему нам пустые затеи суетных хлопотунов? Жить в стороне от сумятицы нынешней жизни с ее материализмом, вдали от шумного света — ведь это не лишение, а великое счастье! И мы будем изо всех сил бороться за это счастье.

Она упорхнула на свое место. Глаза ее сияли, словно перед ней носились дивные видения.

В первом ряду произошло какое-то движение, и к микрофону направился Уэлтон. Тут на лицах Гарстенга, Клигнанкорта и Тредголда выразилась тревога, а на лице Дедушки Скроггинса — искреннее удовольствие.

— Вот прекрасный тип старого фермера, — сказал он лорду Клигнанкорту. Тот лишь неопределенно усмехнулся. Уэлтон схватился за подставку микрофона и потащил его к себе. Техник подскочил к нему: — Передвигать нельзя! Говорите с того месте, где стоите!

— это что за новая штука такая, а? — благодушно пробасил Уэлтон, нагибаясь и заглядывая в микрофон.

— Говорят же вам — стойте подальше! — сказал радиотехник, оттаскивая его назад.

— Я видел уже где-то такую клетку… Только хоть убейте не помню где… Ага, вспомнил! В Мемтоне! Их там прибивают к стене в отхожих местах и насыпают туда чего-то для ди… ди-за… фекции.

Тэнкрей поспешил вмешаться.

— Позвольте, сэр… Как ваша фамилия?

— Фамилия? А разве вы не знаете? Инеха Толпэдла тут каждый знает. Землекоп я. Ага! Канавы рою вот уже пятьдесят лет. Как же было не рыть канавы, когда и папаша у меня этим занимался, а мамаша всегда в канаве валялась. Ха! Ха! Ха!

Опять Тэнкрей с самым невозмутимым видом остановил его.

— Ну-с, мистер Толпэдл, что вы думаете о проектах графства?