Невидимые голоса

Про неизбежное засаливание почвы, на которой больше ничего не растет. У этой почвы столько видов и названий, сколько не растет на ней цветов: солонцы, солончаки, солоди, почвы солончаковые, глубокозасоленные, солонцеватые и осолоделые.

Нет, не про это.

Это про слово, которое нельзя говорить.

Про то, почему здесь больше нет воды, которая была всегда.

* * *

Вместо этого слова я использую язык чисел.

4 – количество часов в сутки, когда подают воду. Ведение этого графика сопровождалось призывом «не делать сверхмерные запасы воды» во время включений.

85 – процент потребности местных жителей в пресной воде, который обеспечивал ныне сухой северный канал.

Для того чтобы помыться, мне нужен ковш, 2 таза и 10 чайников горячей воды.

Для того чтобы кислотное озеро перестало парить и едкий туман серного ангидрида рассеялся, в кислотонакопитель химзавода надо набрать 30 миллионов кубометров пресной воды.

А чтобы мой сад ожил – вернуть прошедшие семь лет.

* * *

Закрытие границ подразумевает, что ты не можешь попасть куда-то, что места и возможности – знакомые или нет – для тебя недоступны.

В отличие от многих, я могу выехать. Но только один раз. У меня есть эта привилегия, потому что однажды мы с родителями оказались живущими в разных странах. Или это я вдруг оказалась в чужой стране, никуда из дома не уезжая? Это странная и быстрая история. Сначала видишь людей в незнакомой форме около горсовета, а потом читаешь в интернете, что теперь живешь в другом государстве. Митинги с размахиванием флагами – для Особенного Города. Здесь даже в почтовый ящик ничего не опустили.

Береги этот один раз.

Воспользуйся им с умом.

У тебя могут умереть родители, время такое, что много людей умирает, и там, где они живут, это не называют пневмонией. Тебе может понадобиться оформить документы. Заверить сделку у нотариуса. Получить международный денежный перевод. Много чего тебе может понадобиться из тех удивительных вещей, которые находятся под запретом на твоем дрейфующем плоту.

Установить спотифай через эппстор, например.

Или принять большую горячую ванну.

Потому что закрытие границ на самом деле означает, что ты никуда не можешь уехать от своей проблемы.

Один из символов моего карантина – это ассортимент рукомойников на рынке. От зеленых бачков с пластиковым краном, напоминающих цистерну в полевом военном пункте, до ностальгических эмалированных лодочек с железной пимпочкой, в которую тыкаются мыльными ладонями. Рукомойник появился у каждого.

И новое отношение к мелким, ранее малозначимым рутинам.

Я отказалась от гидрофильного масла – его очень тяжело смывать. Как и глиняные маски для лица. От липкого крема – после нанесения хочется сполоснуть руки, чтобы не оставлять жирных пятен на одежде.

Я отказалась от мытья окон, кондиционера для белья, маски для волос, увлажнителя для воздуха и посудомоечной машины – за два часа, пока подают воду, она сначала нахлебывалась ржавой воды из труб, а потом не могла из-за слабого напора закончить цикл мытья.

Но у меня появились большие упаковки влажных салфеток. Написано: «Для малышей». Иногда я мою ими посуду. Мои ложусечки и тарелочки.

Канистра с крышкой, куда я набираю воды про запас. С 20:00 и до скольких получится.

Садовый шланг – я сняла его с уличной трубы для полива, потому что специальный полив на участки подавать давно перестали. Теперь он тянется из моей маленькой ванны в коридор. Иногда, когда я чищу зубы, мне кажется, что шланг начинает шипеть, словно вот-вот дадут воду, а за дверью не коридор, а поздний август, когда на миндале раскрываются зеленые коробочки плодов.

Большая узкая кювета в саду – набирать дождевую воду. Жаль, что дождя нет. Но идея правильная.

Стойкий дезодорант для тела. Всегда выбирала без запахов, а потом враз, после трехдневного перебоя с подачей воды, поняла преимущества ядовитой отдушки «Морской бриз». Не знаю, почему купила именно его. Ведь у меня огромное количество претензий к морю, целый список. Из-за него тут военные базы, Особенный Город со специальным статусом (теперь – «значением»). Из-за него все мы не больше чем сладкая пахлава и свежая кукурузка, комната в частном секторе с тоненьким тюлем и скрипучим топчаном, курортные воспоминания на фотокарточках с подписью «Лето 78». Из-за него тут столько воды, и вся не та.

Я сказала это однажды в шутку Рифату, моему соседу, – тому, что всегда обстоятельно поливает сад, – и он ответил, что надо не жаловаться, а просить. Рифат сказал это так, как говорят люди, чувствующие защиту свыше. Промысел. Я ответила, что не стану просить Бога о соблюдении моих гражданских прав.

Какое гражданское право гарантирует мне чистую свежую кожу и черешню, с которой снимают два ведра урожая вместо нескольких стаканов, – я не знаю. Просто хотелось обидеть его за эту смиренность.

* * *