Невидимые узы [Литрес]

– С чего ты взяла?

– Не знаю, мне показалось, что… Как бы это сказать… ты очень сухо с ней разговариваешь.

– Да неужели?

– Именно так. Мне это показалось удивительным. Обычно ты не ведешь себя так с новичками, тем более сотрудницами. Я точно знаю.

Делестран нахмурился, возможно удивившись, что его эмоции так легко считываются.

– Ты правда считаешь, что я был нелюбезен?

– Я бы так не сказала. Просто заметила некоторую враждебность; ты как будто был ей не рад. С отцом Вацлавом вы тоже не попадали в такт друг другу, но я не понимаю, почему ты не доверяешь Клер.

– Ты что, наблюдаешь за мной?

– Нет, но глазам своим доверяю.

– И твои глаза…

– Мои глаза заметили раздражение. Недоверие, выдающее страх. Ты нарочно так себя вел?

– Слишком много вопросов. Нарочно? Конечно. Не хочу, чтобы кто-то вмешивался в наши дела.

– Она пришла к нам не для этого. Ее сфера деятельности не имеет ничего общего с нашей. По-моему, Клер выразилась более чем определенно.

– Да, но она ведь будет общаться с семьями – значит, сунет нос в дело.

– Таков принцип психологической помощи жертвам и их окружению.

– Да, но меня это смущает.

– Почему?

– У нее появится информация, которой у нас не будет, конфиденциальная информация… Психологи умеют смотреть вглубь лучше нас.

– Это не сыграет никакой роли.

– Ты веришь, что в жизни все распределено по категориям?

– Конечно, нет. Но Клер не расследует, она поддерживает. Это другое.

– Надо же, лейтенант Бомон… Офицер полиции, а заделалась адвокатом?

– Ни черта подобного, командор. Я всего лишь задала вопрос, но, судя по твоей реакции, думаю, что…

– Что ты там думаешь?

– Что все правильно разглядела.

Машина тронулась с места, что не помешало Бомон озорно улыбнуться шефу.

Что ей следовало ответить? Сказать правду? Что он с подозрением относится к психологам в целом, потому что они обладают знанием, которого он лишен? Было ли это формой ревности, капризом избалованного ребенка или имелась скрытая причина?

– Ладно, я приму к сведению твое замечание – вернее, коварную просьбу слегка изменить поведение и стать приветливее.

– Я ни о чем не прошу, но если б ты стал более гибким, это пошло бы на пользу всем, начиная с нее.

– Постараюсь.

Бомон удалось раздразнить шефа, подтолкнуть его изменить образ действий. Майор уступил, но не раскрылся. Ничего, так они смогут вернуться к нормальной работе.

* * *

Их машина выехала на набережную Сены и двинулась вверх по реке вдоль берегов. Открытая, груженная углем баржа плыла по течению, оставляя за собой белый пенистый след, сверкающий под солнцем. В небесах парило несколько чаек. Их присутствие в месте, столь удаленном от моря, всегда изумляло сыщика.

Через несколько минут Институт судебно-медицинской экспертизы явил им свой строгий облик из тесаных камней на островке, окруженном транспортными магистралями. На заднем плане двигались взад и вперед поезда наземного метро, огибая кубическое здание. Вагоны с пассажирами пересекали Сену, готовясь исчезнуть в недрах земли. Чтобы не усмотреть в этом мрачной символики, достаточно было дождаться встречного поезда, двигающегося к свету.

Для большинства смертных это было обычное место, но там происходили странные вещи. В самом центре Парижа, вдали от посторонних глаз, «доктора мертвых» кромсали человеческую плоть, чтобы понять причину смерти.

Бесцеремонное вторжение в глубинное пространство мужчины или женщины могло поставить под сомнение некоторые истины и верования. Самые слабонервные наблюдатели отворачивались, другие замыкались, полные решимости досмотреть до конца. Уголовное законодательство требовало присутствия сотрудника судебной полиции при опечатывании извлеченных органов или инородных предметов. Все зависело от чувствительности каждого и его личной истории, поскольку вскрытие могло выявить и старые травмы.

Делестран, слыша, как знатоки теории заявляют, что смерть не остается безнаказанной, насмешливо улыбался. Да что они понимают? Разве им приходится касаться рукой холодной, непреклонной, вонючей смерти?! Это было одной из причин его гнева – сдерживаемого, укоренившегося гнева, который он превратил в жизненную силу. Таков был его секрет. Он даже считал себя привилегированным, потому что имел доступ к этой грубой реальности, наслаждался знанием невероятной человеческой механики. Смерть подчеркивала чудо жизни. Делестрана не волновало, кто всем «руководит», – необязательно понимать происхождение, чтобы наслаждаться процессом.