Невидимые узы [Литрес]

Он спросил, был ли человек после такого падения в сознании или нет, и врач снова не смог дать однозначный ответ. Существовала очень высокая вероятность, что Жорж Бернар потерял сознание в результате падения, но в суде специалист утверждать это не возьмется. Патологоанатом разобрался во всех тонкостях дела, которое теперь переходило в руки правосудия. Что это, умышленное преступление или убийство по неосторожности? Неоказание помощи человеку, находящемуся в опасности, или попытка скрыть преступление? Возможно, всё сразу?

Делестран предложил судье поскорее отправить в лабораторию образцы, взятые из-под ногтей жертвы, чтобы попытаться извлечь ДНК и убедиться, что она идентична ДНК покойного. Инородная ДНК на трупе всегда очень показательна, если удается определить, откуда она взялась. Судья согласился, что раскрыть дело будет непросто, но тем «вкуснее» оно окажется. Делестран тоже верил в успех. Он не был пораженцем, ему нравилось искать. В этом была его жизнь, тем более что оставались непонятные моменты, та самая пресловутая деталь, которая была важна для него, как никакая другая. У Бернара был сын; Жорж обращался в Национальный совет, желая выяснить его личность. Преуспел он или нет? Независимо от результата, Делестрану с командой требовалось его найти и задать ряд вопросов.

Чтобы продолжить расследование, необходимо было заполнить пробелы в истории с помощью протоколов, в надежде, что дело не окажется в архивном подвале с пометкой «Не раскрыто», уподобившись отвергнутой издателем рукописи, пылящейся на полке старого шкафа.

* * *

Полицейские покинули институт незадолго до полудня, странным образом чувствуя себя возродившимися. Как только дверь открылась, их ослепил свет, воздух обжег легкие. Как бывало всегда после вскрытия, они шли неверным шагом, глядя, как суетится окружающий мир. Требовалось некоторое время, чтобы снова занять место среди живых после близкого общения со смертью. Человек чувствует себя кем-то другим, пребывающим между двумя мирами, но ощущает себя при этом привилегированной особой и смотрит на вещи по-новому, удивляясь, что является их частью. В подобной ситуации кажется, что ты чуть более живой, чем остальные, и способен радоваться чему угодно: белой линии, прочерченной в небе самолетом, шлейфу аромата, тянущегося за женщиной… Можно даже порадоваться шуму мощного мотора проезжающей мимо машины.

Делестран и Бомон молча шли по течению Сены. Вот и Нотр-Дам. А дальше – родовое гнездо полиции на набережной в знаменитом доме номер 36, Лувр с бесценными сокровищами на другом берегу, музей д’Орсе, золотой купол Дома инвалидов, сверкающий под солнцем… Париж вдруг явил им себя средоточием богатства и красоты.

7

Парк Монсо выглядел невероятно элегантным в окружении роскошных зданий и богатых особняков. Большие кованые ворота с золотыми навершиями символизировали в некотором смысле недоступность этого привилегированного мирка. Делестран уже дважды или трижды приезжал сюда, расследуя дела о кражах со взломом. Предрассудки были соразмерны богатству. Воры знали, куда идут, быстро обнаруживали внушительного вида сейф такого-то посла, такой-то наследницы большого семейства или такой-то звезды шоу-бизнеса, вскрывали его болгаркой и потрошили в отсутствие владельца. Страховка не всегда покрывала стоимость всего исчезнувшего содержимого, такова была оборотная сторона богатства: случалось, что объяснить его происхождение было затруднительно.

На этот раз группу Делестрана привела в этот сад развлечений с памятниками Мопассану, Шопену и Мюссе совсем другая история. Женщина пропала, направляясь туда на пробежку. Это было последнее исчезновение, случившееся четыре дня назад.

Они решили разобраться во всем по порядку, начав с агентства «Сосьете женераль» на авеню де Вилье, где эта женщина, которую коллеги описывали как амбициозную и целеустремленную, занимала должность директора по персоналу. Сандрин Лакруа была фанаткой бега. В ее офисе стену за рабочим столом украшали рамки с фотографиями помятых номеров на спинах бегунов и снимки пересечения финишной черты с победно вскинутыми руками: Париж, Лондон, Берлин, Рим и, конечно же, Нью-Йорк. Ее муж назвал бег зависимостью, возникшей через три года после рождения второго ребенка. Это затянуло Сандрин в одночасье. Она очень быстро преодолела все этапы, поучаствовав в первом марафоне всего восемнадцать месяцев спустя после покупки первой пары спортивной обуви. Муж объяснил, что это было жизненно необходимо для снятия стресса от работы. Он сопровождал ее по-своему – стоял с детьми на обочине дороги, чтобы подбадривать ее криками.