Они вошли в институт через парадную дверь и сообщили о себе секретарю, а тот передал информацию специалисту, который должен был работать над телом. Они были завсегдатаями, так что знали дорогу и, пройдя через внутренний сад, украшенный фонтаном, и через небольшую дверь слева попали в помещение, служившее раздевалкой. Здесь они наденут халаты, бахилы, шарлотки и хирургические маски, прежде чем им предоставят доступ в прозекторскую. Этот момент будет наполнен тишиной, помогающей сконцентрироваться, переходный шлюз из одного мира в другой. Внутри что-то поднимается и захватывает душу, вызывая опаску. То же самое чувствуют актеры за плотным красным занавесом перед выходом на сцену, профессиональные спортсмены в полумраке тоннеля, ведущего к полю, залитому светом прожекторов, или бык, приговоренный к смерти и вынужденный дать последний бой на взрыхленном песке арены. Такие образы приходили в голову Делестрана много лет. Он выбирал один, в зависимости от настроения, чтобы отвлечься от серьезности момента. Такой у него был стиль.
Щелкнул замок, дверь распахнулась. Ассистент доктора Рено пригласил их следовать за ним. Они вошли в третью, и последнюю, комнату, такую же очищенную и старящую живых, как и предыдущие, со стенами, выложенными белой плиткой, и шероховатым темно-коричневым полом. В центре возвышался стол из нержавеющей стали. Слегка изогнутый, он блестел в свете ярких хирургических ламп. В торце перпендикулярно к нему располагалась рабочая поверхность с деревянной доской и широкая раковина с ручным душем. На потолке с растрескавшейся по углам штукатуркой желтели широкие круги.
Бомон в пятый раз входила в прозекторскую. Она с фотографической точностью помнила свой первый и свой последний визиты – оба раза вскрывали женщин ее возраста. Остальные посещения начали стираться из памяти. У нее не было времени освоиться в этом странном месте, где все разговаривали тихими голосами, словно боялись потревожить чей-то покой. Она все еще удивлялась прикрепленной к стене ультрафиолетовой ловушке для уничтожения мух, с маленькими поджаренными трупиками, приклеившимися к неоновым лампам, и всегда вздрагивала, когда врач точил инструменты о брусок, как мясник, готовящийся разделывать тушу.
Для Делестрана с годами все изменилось. Он давно не считал вскрытия, на которых присутствовал. У него были свои маленькие привычки: войдя, он сразу фиксировал взгляд на сливном отверстии мойки. Именно через решетку в центре зала, где сходился наклон пола, все и исчезало. Прозрачная вода, выплеснутая на стальной стол, становилась гуще, наливаясь красным, тянулась к отверстию длинными кровавыми нитями. Обменявшись парой слов с патологоанатомом, сыщик тяжелым шагом обошел стол, последний раз взглянул на тело, пытаясь разглядеть человека, каким он был при жизни, – ведь после вскрытия все изменится. Он завершил маневр, отметив регистрационный номер на пластиковом браслете на запястье, который будет указан в протоколе, и вернулся на свой наблюдательный пост в глубине комнаты, рядом с приставным столиком, на котором врач разложил личные вещи и документы, включая копии. Чтобы занять время, Делестран решил поиграть в секретаря, делая заметки под диктовку. Убористым почерком черными чернилами он постепенно заполнит пустые клетки схем, запишет сложные слова, благо орфографию он выучил. Возможно, даже снимет трубку, если зазвонит телефон, и приставит ее к уху хозяина, который не сможет сделать это окровавленными руками. Не исключено, что речь пойдет о самых что ни на есть обычных вещах: «Да, мама. Я заеду в субботу, в первой половине дня, и отвезу тебя за покупками, не волнуйся. У тебя кончился творог? Ешь йогурты». Или так: «Алло, слушаю вас, господин прокурор. Нет, вы меня не отвлекаете. Когда у вас марафон? Хорошо, я пришлю медицинскую справку в течение дня. Да я понял, требуется особо указать: “Не имеет противопоказаний к занятиям бегом на соревнованиях”». И все это будет сопровождать извлечение желудка для изучения его содержимого или введение длинной иглы в остановившееся сердце, чтобы взять кровь на токсикологический анализ. Патологоанатом – странная профессия; должно быть, иногда они чувствуют себя очень одинокими, возвращаясь в нормальный мир.
Фотограф фиксировал цифровой камерой каждый этап вскрытия, в ходе которого извлекались органы. Общие, укрупненные и детализированные снимки позволят составить альбом, который приложат к делу в качестве визуального доказательства и предъявят судьям. Полицейские никогда не просматривают эти фотографии, вволю «насладившись» видами в прозекторской. В отличие от счастливчиков в мантиях, их потом долго преследует специфический запах.