– Проще простого – они назначили встречу. Мы выступили в роли посредников и закрыли дело. На этом наша работа закончилась.
– Если я правильно поняла, сын назначил встречу отцу?
– Да, он попросил передать письмо, указав в нем место, день и время встречи. Так он нам сказал.
– Когда состоялась встреча?
– Вы переходите черту.
– Знаю, мадам. Но это важно, поверьте. Вы читали дело и знаете ответ.
– Около месяца назад, в начале марта. Я не могу назвать точную дату.
– Нет проблем, мадам. Я понимаю.
Наступила пауза, и майор продолжил задавать вопросы вместо лейтенанта:
– Вы наверняка видели много трогательных воссоединений?
– У ваших расследований тоже случается хороший конец…
– Верно, и это нас объединяет. Полагаю, обычно к вам обращаются дети и матери, реже – отцы. В данном случае появился отец, я не ошибаюсь?
– Вы правы.
– Как давно?
– Достаточно давно. Вскоре после того, как мы открылись, больше двух лет назад. Это нас удивило – мы не имели опыта и не ожидали, что тайна личности будет раскрыта через отца.
– А что же сын? Когда он сделал шаг навстречу?
– Совсем недавно. В феврале этого года.
– Почему он так долго ждал?
– Все непросто. Пришлось перепроверить информацию, нам была неизвестна личность матери, только дата и место рождения. У нас есть еще дела, на них тоже требуется время.
– Вы не поняли, я спрашивал о сыне. Как думаете, почему он так долго ждал?
– Сложный вопрос. Люди хотят знать. Их можно понять: поверьте мне, это очень больно – не знать, кто твои родители. Но сделать последний шаг, как это ни парадоксально, труднее всего. Никто не бывает готов столкнуться лицом к лицу с истиной. С той самой, которая очень далека от той, что мы себе представляли много лет, потому что заполняли пустоту тем или иным способом. Этот шаг угрожает всей сложной конструкции, ослаблявший чувство стыда и даже вины. Перед вами другая правда, и она может быть пугающей. Нужно большое мужество, чтобы пойти до конца. Усыновление в любом случае отмечает человека на всю оставшуюся жизнь. Рана может закрыться, но шрам останется. – Интонация изменилась. Женщина больше не защищалась. Казалось, что она говорит о себе. – Возможно, есть еще более простая причина. Национальный совет по доступу был основан по инициативе Сеголен Руаяль в две тысячи втором году, когда она была министром-делегатом по делам семьи, детей и инвалидов. Немногие знают о нашем существовании, несмотря на все усилия пиарщиков. Нужно было бы…
Зазвонил телефон сыщика; тот смутился, как провинившийся ребенок, сунул руку в карман, достал трубку и услышал голос шефа:
– У меня хорошие новости: возможно, мы его взяли…
Делестран извинился и вышел из комнаты, а вернувшись, прервал напряженный разговор двух женщин.
– Мне очень жаль, но нам необходимо срочно уйти. Я благодарю вас, мадам, за сотрудничество и бесценную помощь. Я оставлю вам визитку с моими контактными телефонами. Обращайтесь сразу, как только что-нибудь понадобится. В ближайшее время вы получите от нас официальный запрос на известную тему. К сожалению, нас ждет другое дело. Попытка похищения, – уточнил он, обращаюсь к коллеге.
8
Через сорок восемь часов после задержания было точно установлено, что Патрис Лекуэн пытался похитить молодую женщину, силой затащив ее в машину, однако с тремя другими исчезновениями его ничто не связывало. Накануне выходных было решено возбудить дело и перевести его из 1-го отдела судебной полиции в камеру тюрьмы предварительного заключения при префектуре Парижа. На следующее утро он предстанет перед судьей, и тот, с учетом прежних прегрешений и судимости, велит поместить его под арест до суда. Пробудились от спячки и психиатры. Патрис Лекуэн внезапно стал опасен, хотя годом раньше его выпустили на свободу, не обязав даже регулярно отмечаться в надзорном органе! И это после семилетней отсидки за серию из пяти изнасилований. Вот так на практике применяется закон. Когда новое положение, «более мягкое», было в пользу осужденного, оно применялось незамедлительно. В противном случае его нельзя было применить к деликтам, совершенным ранее. Вот так и вышло, что Патриса Лекуэна после освобождения из тюрьмы нельзя было привлечь к ответственности. Все, включая охранников, знали, что он обязательно снова нападет на женщину, они даже делали ставки, держа пари, сколько времени пройдет, прежде чем мерзавец окажется за решеткой. Вот только будущей жертве от этого не легче.
С учетом сокращения срока тюремного заключения – термин, ненавистный для пострадавшей! – первоначальные двенадцать лет превратились в шесть. Интересно, кто-нибудь задался вопросом, уменьшились ли вдвое муки пяти жертв? Вечно одно и то же: между сроком по приговору и реальным временем отсидки частенько случаются большие расхождения. Только забытые всеми жертвы продолжают страдать.