Невидимые узы [Литрес]

Валентин Матиас надолго закрыл покрасневшие глаза. У него начались судороги, голова дергалась, все глубже и глубже погружаясь в спинку дивана и не встречая никакого сопротивления. Потом, обретя подобие ясности сознания, он замер. Глаза открылись, взгляд сосредоточился на Делестране.

– Убийство? Я же сказал, это был несчастный случай. Вы ведь не думаете, что я хотел убить отца?

Голос звучал отстраненно, без гнева. В докторе присутствовала некая обреченность.

– Мне тоже кажется, что это был несчастный случай. Но люди моей профессии не руководствуются чувствами. Полицейские – большие оптимисты, они всегда готовятся к худшему, надеясь на лучшее. У нас есть сорок восемь часов, чтобы прокурор отказался квалифицировать ваше преступление как убийство при отягчающих обстоятельствах и предъявил вам обвинение в непредумышленном убийстве. Я хочу добиться этого не только ради вас, но и в память о вашем отце, которого вы бросили умирать в бассейне сада Тюильри и не только не вызвали помощь, но еще и сбросили тело в воду, приговорив таким образом к смерти. Почему? Что это было? Месть? Зачем вы так поступили? Хотели избавиться от трупа? А если он был жив? Сами видите: у нас к вам много вопросов.

– Он умер мгновенно!

– Откуда вы знаете?

– Он не двигался, не реагировал. Я пришел к выводу, что…

– Об этом поговорим позже.

Делестрану пока не хотелось говорить задержанному, что Жорж Бернар еще дышал, когда оказался в воде.

– Пригляди за ним, Стан, – бросил он. – Мне нужно на воздух.

Валентин Матиас опустил голову.

Делестран забрал оружие с кожаного кресла, искренне радуясь, что не пришлось пускать его в ход. Внимание сыщика привлекла красно-черная обложка книги, стоявшей на нижней полке. Он взял томик, смахнул ладонью пыль и приставшие клочки бумаги.

– Болван… – разочарованно бросил майор, положил книгу на письменный стол, вышел, присоединился к своим людям и попросил Анну сменить его в доме, чтобы не оставлять Станисласа наедине с Валентином Матиасом.

* * *

Сквозь большие белые, окаймленные серым ореолом облака проглядывало солнце. Делестран полной грудью вдохнул свежий воздух и почувствовал, как желудок напоминает о своих правах. Прежде чем подойти к освобожденным женщинам, которых опекала Клер Рибо, он решил осмотреть невзрачное здание, превращенное безумцем в общую камеру покаяния.

Совершенно неожиданно для него там не оказалось ничего мрачного. Дневного света, правда, не было, и место напоминало казарму, состоящую из выложенного плиткой дортуара с тремя двухъярусными кроватями, то есть с шестью спальными местами, и ванной. С другой стороны имелась небольшая комната с раковиной, столом с четырьмя стульями, холодильником, электроплитками, чайником, кофеваркой, двумя стеллажами, заставленными посудой и продуктами. В углу стояли бутылки с водой. Делестран открыл холодильник. Тот был забит разными продуктами, как и морозильная камера. На полу стояли две корзины со свежими овощами и фруктами. В шкафах он увидел все необходимое для полдника или плотного завтрака. Матиас жаждал мести, но заботился о пленницах.

Его заинтересовало техническое устройство, обеспечивавшее наблюдение с персонального компьютера в другом здании. Две камеры были прикреплены к потолку над дверью комнаты и на кухне. Они охватывали всю площадь помещений. Дверь спальни была раздвижной и приводилась в действие электрическим механизмом. Матиас должен был иметь возможность управлять им дистанционно, что позволяло ему входить в помещения – например, на кухню, для пополнения запасов, – не контактируя с женщинами. Через висящий в коридоре громкоговоритель передавались его инструкции. Делестран был ошеломлен и решил упомянуть об устройстве в отчете, чтобы доказать преднамеренность преступления. Холодный расчет… Тщательно продуманная система была работой жаждущего мести безумца.

Выходя, Делестран заметил в коридоре корзину для белья и висящие на вешалках больничные халаты. В комнате имелся телевизор, лежали журналы и книги, много книг, позволявших пленницам убивать время. Удивили Делестрана кровати. Заняты были три нижние, верхние оставались свободными. Планировал ли Матиас похищать других женщин? Чего он ожидал от пленниц? Чтобы они искупили вину и раскаялись? Чтобы умоляли, просили прощения? Но за что? Как долго это продолжалось бы, не вмешайся полиция? Ответы порождали другие, не менее тяжелые вопросы. К какому сроку наказания он их приговорил? Собирался ли когда-нибудь освободить? И – главное – то, что всегда озадачивало Делестрана, когда он имел дело с подобным раздвоением личности: как человек, похитивший и державший в заточении женщин, мог быть блестящим заботливым доктором, помогающим роженицам? Он повидал много ужасов, его душа научилась справляться, но этот человек был чудовищем. Неизлечимо больным монстром. Делестран знал: ему придется очень постараться, чтобы забыть все это, потому что впитывать чужие жизни небезопасно. А это дело затронуло его особенно сильно.