Читаем Невидимый человек полностью

— По-моему, Рестрам допустил преступную ошибку, — огрызнулся я.

— Состава преступления здесь нет, он просто перестарался, — сказал брат Джек.

— Мне видится и состав преступления, и сверхретивость, — ответил я.

— Нет, брат, криминала здесь нет.

— Он подрывал мою репутацию…

Брат Джек улыбнулся.

— Только в силу своей искренности, брат. Он пекся о благе Братства.

— Но зачем было клеветать? Не понимаю тебя, брат Джек. Я не враг, ему это известно. Я такой же брат, как и он, — добавил я, когда увидел его оскал.

— У Братства много врагов, поэтому давай относиться терпимее к ошибкам братьев.

Видя придурковатую, униженную физиономию Рестрама, я остыл.

— Ладно, брат Джек, — сказал я, — наверное, мне положено радоваться, что вы признали меня невиновным…

— Что касается журнальной статьи… — Брат Джек поднял кверху палец.

У меня вдруг окостенел загривок, я даже вскочил.

— Что касается статьи?! Хочешь сказать, вы поверили в прочую галиматью? Неужели все начитались комиксов про Дика Трейси?

— Дик Трейси тут ни при чем, — отрезал Джек. — У нашего движения врагов предостаточно.

— Теперь уже и меня к ним причислили, — сказал я. — Что на вас нашло? Можно подумать, вы никогда не имели со мной дела.

Джек посмотрел на сидящих за столом.

— Брат, тебя вообще интересует наше решение?

— О да, — ответил я. — Еще бы. Меня интересуют любые формы нестандартного поведения. Кто бы не заинтересовался, если один безумец сумел убедить лучшие, как я привык считать, умы нашей страны принимать его всерьез. Кроме шуток: мне интересно. Иначе я поступил бы как любой вменяемый человек: развернулся и ушел.

Собравшиеся шумно запротестовали, и залившийся краской Джек часто застучал молотком, призывая к порядку.

— Позвольте мне сказать несколько слов брату, — вызвался брат Мак-Афи.

— Давай, — хрипло ответил брат Джек.

— Брат, нам понятны твои чувства, — заговорил брат Мак-Афи, — но и ты должен понимать, что у Братства немало врагов. Такова реальность, а потому мы вынуждены прежде думать о нашей организации, а потом уж о своих личных чувствах. Братство есть нечто большее, чем мы все вместе взятые. Когда под вопросом оказывается безопасность Братства, интересы любого из его членов отходят на второй план. Будь уверен, все присутствующие подходят к тебе лично с позиций доброй воли. Твоя работа выше всяких похвал. Но просто в целях безопасности нашей организации мы обязаны проводить тщательную проверку всех обвинений такого рода.

Я не чувствовал ничего, кроме опустошенности; Мак-Афи привел логичные доводы, и мне волей-неволей пришлось с ними согласиться. Да, они ошиблись, но на них лежала обязанность вскрыть свою ошибку. А пока — вперед, пусть установят, что все обвинения против меня ложны, и тогда я буду полностью оправдан. И все же, откуда такая зацикленность на врагах? Сквозь дымную завесу я вглядывался в их лица и впервые за все время работы в Братстве душу бередили большие сомнения, каких я не знал даже в непростые студенческие годы. Но Братство — это совсем другое: человек мог отдавать себя этой организации без остатка — в том заключалась ее сила, но и моя тоже, ибо ощущение целостности служило залогом грядущих изменений хода истории. Я верил в это всем своим существом, и, хотя сейчас эта вера еще теплилась в душе, меня разрывала жгучая обида, не позволявшая мне ни слова сказать в свою защиту. Я молча стоял в ожидании приговора. Один из братьев нервно барабанил пальцами по столу. Другой шелестел папиросной бумагой, словно ворошил сухую листву.

— Не сомневайся, ты можешь полагаться на справедливость и мудрость комитета, — послышался голос брата Тобитта с другого конца стола; правда, нас разделяла дымовая завеса и лицо его было почти неразличимо.

— Комитет постановил, — сухо заговорил брат Джек, — что вплоть до снятия всех обвинений ты можешь по собственному желанию приостановить любую деятельность в Гарлеме или перевестись в центральную часть города. Если ты выберешь второе, вся твоя текущая деятельность в Гарлеме должна быть немедленно прекращена.

У меня подкосились ноги.

— Значит, я должен отказаться от работы?

— Да, если только ты не решишь служить нашему движению в другом месте.

— Неужели неясно… — начал было я, но осекся, видя по выражению их лиц, что решение окончательное.

— Если хочешь продолжать работу, — брат Джек потянулся к молоточку, — тебе будет поручено проведение цикла лекций по теме «Женский вопрос».

Голова у меня закружилась, как раскрученная юла.

— Что, прости?

— «Женский вопрос». Подспорьем тебе будет моя брошюра «О решении женского вопроса в Соединенных Штатах Америки». На этом, братья, — он обвел взглядом сидящих за столом, — наше собрание объявляю закрытым.

В ушах отзывался эхом удар председательского молотка, а я все повторял про себя «женский вопрос», вглядывался в лица братьев, ища признаки сарказма, вслушивался в их голоса, боясь различить еле сдерживаемый смех, и боролся с ощущением, что из меня сделали посмешище, и все это было тем более оскорбительно, что ни один из них ни сном ни духом не выдал даже следов иронии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Шкура
Шкура

Курцио Малапарте (Malaparte – антоним Bonaparte, букв. «злая доля») – псевдоним итальянского писателя и журналиста Курта Эриха Зукерта (1989–1957), неудобного классика итальянской литературы прошлого века.«Шкура» продолжает описание ужасов Второй мировой войны, начатое в романе «Капут» (1944). Если в первой части этой своеобразной дилогии речь шла о Восточном фронте, здесь действие происходит в самом конце войны в Неаполе, а место наступающих частей Вермахта заняли американские десантники. Впервые роман был издан в Париже в 1949 году на французском языке, после итальянского издания (1950) автора обвинили в антипатриотизме и безнравственности, а «Шкура» была внесена Ватиканом в индекс запрещенных книг. После экранизации романа Лилианой Кавани в 1981 году (Малапарте сыграл Марчелло Мастроянни), к автору стала возвращаться всемирная популярность. Вы держите в руках первое полное русское издание одного из забытых шедевров XX века.

Курцио Малапарте , Максим Олегович Неспящий , Олег Евгеньевич Абаев , Ольга Брюс , Юлия Волкодав

Фантастика / Фантастика: прочее / Современная проза / Классическая проза ХX века / Прочее