— По-моему, Рестрам допустил преступную ошибку, — огрызнулся я.
— Состава преступления здесь нет, он просто перестарался, — сказал брат Джек.
— Мне видится и состав преступления, и сверхретивость, — ответил я.
— Нет, брат, криминала здесь нет.
— Он подрывал мою репутацию…
Брат Джек улыбнулся.
— Только в силу своей искренности, брат. Он пекся о благе Братства.
— Но зачем было клеветать? Не понимаю тебя, брат Джек. Я не враг, ему это известно. Я такой же брат, как и он, — добавил я, когда увидел его оскал.
— У Братства много врагов, поэтому давай относиться терпимее к ошибкам братьев.
Видя придурковатую, униженную физиономию Рестрама, я остыл.
— Ладно, брат Джек, — сказал я, — наверное, мне положено радоваться, что вы признали меня невиновным…
— Что касается
У меня вдруг окостенел загривок, я даже вскочил.
— Что касается статьи?! Хочешь сказать, вы поверили в прочую галиматью? Неужели все начитались комиксов про Дика Трейси?
— Дик Трейси тут ни при чем, — отрезал Джек. — У нашего движения врагов предостаточно.
— Теперь уже и меня к ним причислили, — сказал я. — Что на вас нашло? Можно подумать, вы никогда не имели со мной дела.
Джек посмотрел на сидящих за столом.
— Брат, тебя вообще интересует наше решение?
— О да, — ответил я. — Еще бы. Меня интересуют любые формы нестандартного поведения. Кто бы не заинтересовался, если один безумец сумел убедить лучшие, как я привык считать, умы нашей страны принимать его всерьез. Кроме шуток: мне интересно. Иначе я поступил бы как любой вменяемый человек: развернулся и ушел.
Собравшиеся шумно запротестовали, и залившийся краской Джек часто застучал молотком, призывая к порядку.
— Позвольте мне сказать несколько слов брату, — вызвался брат Мак-Афи.
— Давай, — хрипло ответил брат Джек.
— Брат, нам понятны твои чувства, — заговорил брат Мак-Афи, — но и ты должен понимать, что у Братства немало врагов. Такова реальность, а потому мы вынуждены прежде думать о нашей организации, а потом уж о своих личных чувствах. Братство есть нечто большее, чем мы все вместе взятые. Когда под вопросом оказывается безопасность Братства, интересы любого из его членов отходят на второй план. Будь уверен, все присутствующие подходят к тебе лично с позиций доброй воли. Твоя работа выше всяких похвал. Но просто в целях безопасности нашей организации мы обязаны проводить тщательную проверку всех обвинений такого рода.
Я не чувствовал ничего, кроме опустошенности; Мак-Афи привел логичные доводы, и мне волей-неволей пришлось с ними согласиться. Да, они ошиблись, но на них лежала обязанность вскрыть свою ошибку. А пока — вперед, пусть установят, что все обвинения против меня ложны, и тогда я буду полностью оправдан. И все же, откуда такая зацикленность на врагах? Сквозь дымную завесу я вглядывался в их лица и впервые за все время работы в Братстве душу бередили большие сомнения, каких я не знал даже в непростые студенческие годы. Но Братство — это совсем другое: человек мог отдавать себя этой организации без остатка — в том заключалась ее сила, но и моя тоже, ибо ощущение целостности служило залогом грядущих изменений хода истории. Я верил в это всем своим существом, и, хотя сейчас эта вера еще теплилась в душе, меня разрывала жгучая обида, не позволявшая мне ни слова сказать в свою защиту. Я молча стоял в ожидании приговора. Один из братьев нервно барабанил пальцами по столу. Другой шелестел папиросной бумагой, словно ворошил сухую листву.
— Не сомневайся, ты можешь полагаться на справедливость и мудрость комитета, — послышался голос брата Тобитта с другого конца стола; правда, нас разделяла дымовая завеса и лицо его было почти неразличимо.
— Комитет постановил, — сухо заговорил брат Джек, — что вплоть до снятия всех обвинений ты можешь по собственному желанию приостановить любую деятельность в Гарлеме или перевестись в центральную часть города. Если ты выберешь второе, вся твоя текущая деятельность в Гарлеме должна быть немедленно прекращена.
У меня подкосились ноги.
— Значит, я должен отказаться от работы?
— Да, если только ты не решишь служить нашему движению в другом месте.
— Неужели неясно… — начал было я, но осекся, видя по выражению их лиц, что решение окончательное.
— Если хочешь продолжать работу, — брат Джек потянулся к молоточку, — тебе будет поручено проведение цикла лекций по теме «Женский вопрос».
Голова у меня закружилась, как раскрученная юла.
— Что, прости?
— «Женский вопрос». Подспорьем тебе будет моя брошюра «О решении женского вопроса в Соединенных Штатах Америки». На этом, братья, — он обвел взглядом сидящих за столом, — наше собрание объявляю закрытым.
В ушах отзывался эхом удар председательского молотка, а я все повторял про себя «женский вопрос», вглядывался в лица братьев, ища признаки сарказма, вслушивался в их голоса, боясь различить еле сдерживаемый смех, и боролся с ощущением, что из меня сделали посмешище, и все это было тем более оскорбительно, что ни один из них ни сном ни духом не выдал даже следов иронии.