Я шагнул в другой конец спальни: слева была еще одна дверь, за которой поблескивали кафельные плитки и хромированные поверхности.
— Братство, милый. — Своими изящными пальчиками она впилась мне в бицепсы. — Обучай меня, направляй. Обучай меня прекрасным идеологическим принципам Братства. — Мне хотелось и остаться с ней, и броситься на нее с кулаками, но я знал, что не сделаю ни того ни другого. Неужели она пыталась меня погубить или заманить в ловушку, подстроенную каким-нибудь тайным врагом Братства, который сейчас притаился за дверью, вооружившись фотокамерами и набором взломщика?
— Непременно ответьте на звонок, — проговорил я нарочито спокойным тоном и попытался, не прикасаясь к ней, высвободить руки, потому что любое прикосновение…
— Тогда мы продолжим? — уточнила она.
Я кивнул, не сводя с нее глаз: она молча отвернулась, подошла к трюмо с большим овальным зеркалом и подняла трубку цвета слоновой кости. А я на миг увидел в зеркале себя, стоящего между хозяйкой дома и огромной белой кроватью: виноватая поза, напряженная физиономия, сбившийся набок галстук; а за кроватью виднелось еще одно зеркало, которое, будто на волне морского прилива, качало все отражения туда-сюда, туда-сюда, истово множа время, место и обстоятельства. Мое зрение пульсировало: предметы виделись мне то отчетливо, то смутно, будто бы кто-то без устали раздувал кузнечные меха, но в какой-то миг различил ее губы, которые беззвучно выговорили в мою сторону «прости», потом нетерпеливо — в трубку: «Да, у телефона», а потом опять в мою сторону, прикрывая трубку ладонью и улыбаясь: «Это моя сестра, одну минутку». В голове крутились забытые анекдоты про слугу, которого призвали потереть госпоже спинку, о шофере, который спит с женой хозяина, о носильщике из пульмановского вагона, которого чья-то богатая женушка по пути в Рино зазывает в купе первого класса… но мысленно я себе твердил: это все в интересах нашего движения, в интересах
Я двинулся было к выходу, раздираемый между злостью и неистовым возбуждением, услышал за спиной щелчок телефонного рычага и, почувствовав, как она скользнула мимо меня сзади, несколько запутался в хитросплетениях идеологии, физиологии, долга и желания. Шагнув к ней, я сказал себе: «Пусть ломают дверь, если кого принесет нелегкая, пусть заходят».
Я сам не понимал, сон это или явь. В квартире царила мертвая тишина, но до меня определенно донесся какой-то шорох из другого конца комнаты, а спящая рядом со мной женщина только легко вздохнула. Как странно. Воображение работало без остановки. По каштановой роще за мной гнался бык. Пришлось взобраться на горку, но там началось землетрясение. Шорох повторился; продрав глаза, я увидел незнакомца, который без интереса и без удивления взирал на меня из тускло освещенного коридора. Лицо его оставалось бесстрастным, но глаза смотрели пристально. Я прислушался к ровному дыханию спящей женщины. Она заворочалась.
— А, с приездом, дорогой, — протянула она словно издалека. — Уже вернулся?
— Как видишь, — ответил мужчина. — Разбуди меня пораньше — дел много.
— Непременно, дорогой, — сонно пробормотала она. — Отдыхай, доброй ночи…
— И тебе того же, — ответил он с дребезжащим сухим смешком.