Читаем Невидимый человек полностью

Со смешанным чувством облегчения и тревоги я повесил трубку. Меня не покидало ощущение, что мне в самом деле устроили проверку, которую я не выдержал. Всю следующую неделю эти события не шли у меня из головы, но в итоге я еще больше запутался и решительно не понимал своего положения. Никаких перемен в своих отношениях с братом Джеком и остальными я не заметил. А если бы и заметил, то все равно не смог бы определить, с чем это связано — возможно, что с прежними обвинениями в мой адрес. Я угодил в ловушку и уже не видел различий между виной и невиновностью: они слились воедино. Постоянное нервное напряжение, застывшие черты лица и уклончивый взгляд сделали меня похожим на брата Джека и других лидеров Братства. Потом у меня накопились неотложные дела по работе, я слегка утратил бдительность и решил занять выжидательную позицию. Наперекор чувству вины и постоянным сомнениям учился забывать, что собой представляю: одинокий, кругом виноватый чернокожий брат; выбросив это из головы, я уже с гордо поднятой головой шел на встречи с белыми, улыбаться старался сдержанно, а не от уха до уха и смело протягивал руку для первого дружеского рукопожатия. Все это я проделывал с необходимой смесью высокомерия и застенчивости, которая устраивала всех. Меня поглотила лекционная деятельность: я утверждал и отстаивал права женщин и в то же время тактично обходился с толпами юных поклонниц, не путая идеологию с физиологией, но это давалось мне с трудом, поскольку многие сестры между собой решили (и ожидали от меня аналогичного мнения), что идеология — это не более чем прозрачное прикрытие для настоящей жизни.

Я заметил, что перед моими выступлениями в центральном округе многие слушательницы настраиваются на нечто такое, чему даже нет названия. Это я понимал без слов, на интуитивном уровне, вне зависимости от темы лекции. Стоило мне занять свое место на подиуме, как у них наступала этакая разрядка, но не в виде смеха, не в виде выплеска простых, вполне стабильных эмоций. Причина от меня ускользала. И всякий раз я чувствовал себя виноватым. Однажды в середине лекции, вглядевшись в море лиц, я подумал: «А вдруг они знают? Не здесь ли собака зарыта?» — тем самым едва не сорвав лекцию. Но в одном я не сомневался: ко мне эти девушки относились не так, как к другим чернокожим братьям, которые столь часто развлекали женскую аудиторию всякими байками, что слушательницы начинали смеяться, не давая такому лектору и рта раскрыть. Нет, загвоздка была в другом. Видимо, у моих слушательниц сформировались особые ожидания, настроения, надежды: как будто они хотели видеть во мне не просто докладчика или комика. Моему пониманию это было недоступно. Я разыгрывал перед ними пантомиму, которая была красноречивее самых выразительных слов. Я участвовал в игре, но разгадка ее мне не давалась, как не давалась разгадка тайны того субъекта в тускло освещенном коридоре. Через некоторое время я предположил, что наиболее вероятная причина — голос. Твой голос вкупе с их желанием увидеть в тебе живое доказательство их веры в Братство; в какой-то момент я решил больше не терзать себя этими догадками и махнул на них рукой.

И вот однажды вечером, когда я заснул над конспектами нового цикла лекций, меня разбудил телефонный звонок: мне надлежало явиться на экстренное совещание в штаб-квартиру Братства, куда я отправился с содроганием. Одно из двух, размышлял я: либо опять вытащат на свет те обвинения, либо пришьют связь с той женщиной. Нет, надо же: угодить в ловушку, расставленную женщиной! Что я им скажу; мол, да, человек слаб, а она была чертовски соблазнительна? И как это соотносится с обязательствами по укреплению Братства?

Пинками я выгнал себя из дома и, конечно, опоздал. В зале стояла невыносимая духота: три крошечных вентилятора натужно гоняли плотный воздух, а братья сидели с закатанными рукавами вокруг исцарапанного стола, на котором стоял кувшин с ледяной водой, поблескивающий бусинками влаги.

— Братья, простите за опоздание, — извинился я. — Меня задержало неотложное дело: я вносил последние правки в текст завтрашней лекции.

— В таком случае мог бы не напрягаться и сэкономил бы время членам комитета, — высказался брат Джек.

— Не понял. — Меня почему-то затрясло.

— Он хочет сказать, что ты можешь больше не беспокоиться на тему женского вопроса. Это поручение с тебя снимается, — объяснил брат Тобитт.

Я уж было набрал полную грудь воздуха для достойного ответа, но меня опередил брат Джек и сразу огорошил вопросом:

— Что произошло с братом Тодом Клифтоном?

— С братом Клифтоном?.. Вообще-то я его с месяц не видел. Я был слишком занят на новом участке? А что случилось?

— Он исчез, — отчеканил брат Джек, — исчез! Так что не трать время на лишние вопросы. Мы тебя не за этим вызвали.

— И давно вы узнали о его исчезновении?

Брат Джек постучал по столу молоточком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Шкура
Шкура

Курцио Малапарте (Malaparte – антоним Bonaparte, букв. «злая доля») – псевдоним итальянского писателя и журналиста Курта Эриха Зукерта (1989–1957), неудобного классика итальянской литературы прошлого века.«Шкура» продолжает описание ужасов Второй мировой войны, начатое в романе «Капут» (1944). Если в первой части этой своеобразной дилогии речь шла о Восточном фронте, здесь действие происходит в самом конце войны в Неаполе, а место наступающих частей Вермахта заняли американские десантники. Впервые роман был издан в Париже в 1949 году на французском языке, после итальянского издания (1950) автора обвинили в антипатриотизме и безнравственности, а «Шкура» была внесена Ватиканом в индекс запрещенных книг. После экранизации романа Лилианой Кавани в 1981 году (Малапарте сыграл Марчелло Мастроянни), к автору стала возвращаться всемирная популярность. Вы держите в руках первое полное русское издание одного из забытых шедевров XX века.

Курцио Малапарте , Максим Олегович Неспящий , Олег Евгеньевич Абаев , Ольга Брюс , Юлия Волкодав

Фантастика / Фантастика: прочее / Современная проза / Классическая проза ХX века / Прочее