Я смотрел на него, будто впервые видя: низкорослый человечек… нет… бойцовый петух! Высокий крутой лоб, красная щель меж несмыкающихся век. Вглядывался я напряженно, и некоторые из красных мушек перед глазами уже исчезали, а у меня было такое ощущение, будто я только что пробудился ото сна. И бумерангом вернулся в исходную точку.
— Твои чувства мне понятны, — заговорил он совсем другим тоном: как актер, который, отыграв роль на сцене, переходит на свой естественный голос. — Помню, как я впервые таким увидел себя — тоже приятного было мало. Не думай, что у меня не возникает желания вернуть свой настоящий глаз.
С этими словами он нащупал в воде свой глаз, и я увидел, как гладкий полусферический, полуаморфный кругляш выскользнул у него из пальцев и закружился в стакане, будто ища способ вырваться наружу. После нескольких попыток Джек все же выудил глаз из стакана, стряхнул воду, пару раз на него подул и удалился в темную половину зала.
— Как знать, братья, — продолжил он, стоя к нам спиной, — быть может, если наши труды увенчаются успехом, построенное нами новое общество подарит мне настоящий живой глаз. Это не такая уж несбыточная мечта, хотя своего я лишился давно… Кстати, который час?
Интересно, какое общество позволит ему наконец увидеть меня, подумал я, слыша, как Тобитт отвечает: «Восемнадцать пятнадцать».
— Пора ехать, братья. Путь предстоит неблизкий, — напомнил Джек, подходя к столу. Око его теперь угнездилось в глазнице. С улыбкой он обратился ко мне: — Ну, так лучше?
Я кивнул. Меня сморила усталость — я просто кивнул.
— Вот и славно, — сказал он. — От всей души желаю, чтобы с тобой ничего подобного не случилось. От всей души.
— А если вдруг случится, попрошусь к твоему окулисту, — сказал я. — Тогда, быть может, я и сам себя видеть не буду, как другие меня в упор не видят.
Пристально посмотрев на меня, он неожиданно рассмеялся.
— Смотрите, братья, ему не изменяет чувство юмора. Он вновь проникся братскими чувствами. И все-таки желаю, чтобы такая штуковина тебе никогда не понадобилась. А вот с нашим теоретиком, Хамбро, нужно будет повидаться. Он изложит тебе план действий и даст необходимые рекомендации. А до поры до времени пусть все идет своим чередом. Этот шаг важен только в том случае, если мы сами делаем его таковым. В ином случае он канет в забытье, — вещал он, надевая пиджак. — И ты сам увидишь, что это правильно. Братство должно работать как отлаженный механизм.
Я посмотрел на него. Мне не терпелось принять ванну — меня опять преследовал тяжелый запах. Братья вставали и продвигались к выходу. Я остановился, чувствуя, что сорочка липнет к спине.
— И последнее, — негромко сказал Джек, положив руку мне на плечо. — Дисциплина проявляется, среди прочего, в том, чтобы не давать волю своей вспыльчивости. Учись побеждать братьев силой мысли, полемическим искусством. Все другое — для наших противников. Прибереги другое для них. А теперь ступай отдыхать.
Меня зазнобило. Его лицо вроде как приближалось и отдалялось, отдалялось и приближалось. Покачав головой, брат Джек невесело усмехнулся.
— Я знаю, каково тебе пришлось, — сказал он. — Жаль, конечно, что столько усилий было потрачено впустую. Но ведь и это — своего рода дисциплина. Я сужу по собственному опыту, но я намного старше тебя. Спокойной ночи.
Я заглянул в его глаз. Стало быть, брат Джек знает, каково мне пришлось. А который глаз незрячий, в самом-то деле?
— Спокойной ночи, — ответил я.
— Спокойной ночи, брат, — сказали все, кроме Тобитта.
«Да, скоро опустится ночь, но спокойной она не будет», — подумал я, откликаясь заключительным пожеланием спокойной ночи.
Они разошлись, а я, взяв пиджак, отправился к себе и присел к письменному столу. Мне было слышно, как они спускаются по лестнице, как внизу стучит входная дверь. Меня преследовало послевкусие низкопробной комедии. Да только все произошло наяву, я жил этой жизнью, и в историческом срезе другой осмысленной жизни у меня не предвиделось. Иначе я просто сгину. Превращусь в ничто, подобно Клифтону. В потемках я извлек из кармана куклу и положил ее перед собой на письменный стол. Клифтон погиб, это правда, но от смерти его не будет никакого толку. Похороны его — и те прошли бестолково. Даже любителям жареных фактов поживиться будет нечем. Слишком долго он выжидал, инструкции на нем закончились. Хорошо еще, что похоронить худо-бедно успели. И на том спасибо. А ведь это был вопрос буквально нескольких дней, но и тех ему не хватило, а я уже ничего не мог поделать. Но его, по крайней мере, больше нет в живых, а значит, уже ничто не может ему навредить.