Невидимый человек

Я смотрел, как мистер Брокуэй открывает клапан. В помещение хлынул новый резкий запах масла.

— Теперь готова кашеварить, голубушка, осталось только дать ей огня, — сказал он и нажал кнопку на каком-то механизме, похожем на горелку масляной печи.

Раздался сильный гул, за ним последовал небольшой хлопок, от которого что-то задребезжало, и в уши ударил низкий рев.

— Знаешь, что тут у нас варится?

— Нет, сэр, — ответил я.

— Так знай: мы тут варим до готовности самую суть краски, так называемый растворитель. Вот смешаю все составляющие — и будет готово.

— Но я думал, краски производят наверху…

— Нет, там просто добавляют цвет, чтобы смотрелось покрасивше. А краски создаются именно здесь. А эти, наверху, без меня б до сих пор кирпичи без соломы изготовляли. Я ведь не только основу делаю: на мне и лаки, и разные масла…

— Вот оно что, — сказал я. — А я как раз думал: чем вы тут занимаетесь?

— Многие думают, да мало понимают. Но, как я и сказал, каждая капля краски, что заводом выпускается, проходит через руки Люциуса Брокуэя.

— И давно вы этим занимаетесь?

— Достаточно давно, чтоб дело свое знать досконально, — ответил он. — И всему научился безо всякого образования, которое якобы есть у тех, кого мне в помощь присылают. Я все постиг на опыте. Кадровикам неохота это признавать, но за «Либерти пейнтс» ни гроша ломаного не дадут, если я уйду, потому как у продукции не будет надежной основы. Хотя бы Старик Спарленд это понимает. До сих пор смеюсь: однажды слег я с пневмонией, и без моего ведома прислали сюда одного инженеришку. И что в итоге? Он столько тут напортачил, что никто не знал, как дальше быть. Краска не сохла, не вставала, ни к одной поверхности не липла; знаешь, изобрести бы средство, чтобы краска никогда не портилась, — такие деньжищи можно было б зашибать. Ну, короче говоря, все пошло псу под хвост. Затем я прознал, что на мое место кого-то поставили, чтоб я после болезни не возвращался. Я как проклятый на них ишачил, и где благодарность? Нет, дудки, распустил я слух, что Люциус Брокуэй выходит на пенсию. И что ты думаешь? Является ко мне сам Старик Спарленд. Такой дряхлый, что шофер чуть не на себе его по лестнице тащит. Ну так вот: заходит он, пыхтя и отдуваясь, и говорит: «Люциус, я слышал, ты от нас уходишь?» — «Да, — отвечаю, — сэр, мистер Спарленд, здоровье мое пошатнулось, и, как вы знаете, с годами я добрей стал: услышал, что этот итальянец на моем месте успешно справляется, и решил, что теперь буду за домом смотреть». Ты, небось, подумал, что я начну его проклинать? А Старик такой: «О чем ты говоришь, Люциус Брокуэй, кто ж тебе даст за домом смотреть, когда ты нужен нам на заводе? Разве ты не знаешь, что уход на покой — прямая дорога в могилу? Этот парнишка ничего не знает о печах. Я волнуюсь, что он взорвет завод или еще что-нибудь учудит — даже страховку дополнительную оформил. С твоей работой он не справляется, — добавил Старик, — ну не дано ему, и все тут. Мы не выпускали хорошей краски с тех пор, как ты ушел». Вот прямо так и сказал мне сам Старик! — подытожил Люциус Брокуэй.

— И что было дальше? — спросил я.

— О чем ты вообще? — сказал он, будто ему задали совершенно неуместный вопрос. — Черт возьми, не прошло и пары дней, как Старик вернул меня на старое место со всеми правами. Этот инженеришка так разозлился, когда узнал, кому теперь будет подчиняться, что уволился на следующий день.

Брокуэй плюнул на пол и засмеялся.

— Ха-ха-ха, ну и дурак же был. Дурачина! Он, значит, тут мною помыкать собирался, когда я знаю об этом подвале и оборудовании больше, чем кто-либо другой. Я помогал укладывать трубы и все остальное, поверь мне, я знаю, где находится каждая труба, каждый переключатель, каждый кабель, провод и все, все, все как под полом, так и в стенах, и во дворе. Да, сэр! И что еще важнее, помню все так четко, что могу нарисовать на бумаге план до последнего винтика и болтика; а ведь ни на какого инженера я не учился, даже рядом не стоял. Ну и что ты мне на это скажешь?

— По-моему, это потрясающе, — сказал я лишь с одной мыслью: не нравится мне этот дед.

— Ну, это уж ты хватил, — протянул он. — Просто я здесь уже очень долго. Больше четверти века изучаю всю эту технику. А тот дурачина? Решил: раз нахватался по верхам, чертеж умеет читать и котел топить, то знает о производстве больше, чем Люциус Брокуэй. Ну, не тянет он на инженера, не видит того, что на поверхности лежит… Кстати, ты забываешь следить за датчиками.

Я бросился к стеклам и увидел, что все стрелки стоят ровно.

— Порядок, — крикнул я.

— Хорошо, но предупреждаю: не спускай с них глаз. Здесь об этом забывать нельзя, иначе, не ровен час, что-нибудь взорвется. Да, машины у них есть всякие-разные, но зато мы — машины внутри машин. Знаешь нашу самую популярную краску, ту, на которой мы построили все это производство? — спросил он, когда я помогал наполнить чан вонючей жижей.

— Нет, не знаю.

— «Белая оптическая».

— Почему именно белая, а не другие?