– Сам не знаю. Обо всем. Я, знаешь ли, сегодня два раза напугался. Один раз, когда завыло за дверью, а в другой раз, когда увидел, что это ты. Уж если ты принялся шутки шутить, значит, что-то там, в Купели, по-настоящему страшное стряслось.
– Да нет, не по-настоящему. Мелочи всякие. – Карстен вздохнул и досадливо махнул рукой. – Монету вот фальшивую на сдачу дали. Вроде мелочь, а обидно. Потом, уже когда из города выезжал, ограбить попытались.
– Кто?
– Дивы. Армед-то, союзничек наш, армию свою распустил. Ну, они, видать, жалование пропили и решили у меня денег на опохмелку добыть.
– Не задели?
– Да нет, говорю, ерунда, сапогами отмахался, новички еще, опыта никакого.
– Вот уж правда, не было печали. Что еще?
– Еще? Еще по всему городу сплетни ходят.
– Удивил!
– Да нет, не в этом дело. Про нас болтают, ну помнишь, когда мы зимой в Купель ездили и Десси там… не поладила с женщиной одной. Так говорят, будто в ту ночь никто спать не мог, сначала будто сполохи во всех окнах были, потом вдруг будто кто камнями мелкими кинул – дырки крохотные получились у кого в стекле, у кого в пузырях. А потом, говорят, будто та женщина в звезду хвостатую превратилась и в небо улетела.
– Про Десси дознались? – спросил Дудочник.
– Нет. – Карстен медленно покачал головой. – Не знаю. То ли правда не дознались, то ли говорить не хотят. Опять же не в лицо ведь говорят, а обиняком больше. Вроде сами меж собой, а вроде и так, чтобы мне слышно было. Одним словом, мутно все. Хорошо хоть Десси далеко.
– И правда, хорошо, – согласился Дудочник.
Карстен повернул голову и впервые пристально глянул на собеседника.
– А ты что-то тоже сегодня как воробей топорщишься, – сказал он. – У тебя что случилось?
– Ничего. Просто скверный день.
– Ну-ка держи! Может, развеселишься.
И Карстен вытянул из сумки еще один сверток. Когда он осторожно размотал тряпицу, на свет появилась глиняная свистулька – забавная пузатая лошадка с цветком и пятью дырочками на широкой груди.
– Ты гляди, не разбилась, – усмехнулся Карстен. – Говорю же, неумехи эти дивы.
Он поставил лошадку на стол. Дудочник протянул руку, взял игрушку, понес к свету, чтобы рассмотреть.
Карстен вдруг смутился.
– Парень, который их лепил, на ней здорово играл, – сказал он поспешно. – Как на настоящей дудке. Я видел, что у тебя тоже дудка есть, а ты не играешь. Не знаю почему. Вот, решил подарить – может, на этой играть будешь?
– Может, и буду. – Дудочник усмехнулся. – А свою тебе подарю. Ты как?
– Слушай, я тебя не обидел часом? – осторожно спросил Карстен. – Я вообще-то не подумал, просто купил, и все, голова другим забита была.
– Не обидел. А чем была голова забита? Сплетнями городскими?
– Да нет, не только. – Карстен вздохнул. – Я ведь не все рассказал. Я на постоялом дворе нашего соседа встретил. Так он…
– Постой, какого соседа?
– Вальдибер, маркграф Ригстайн из Дождевого Камня.
– Это кто ж у нас будет?
– Я ж говорю, сосед, ближайший. Дождевой Камень – это замок вроде моего, только у моря в трех днях пути отсюда. А от него три дня до дивьих гор. Это то, что осталось от Пояса Харда – старой цепи сторожевых замков, построенных еще Хардом Юным. Теперь уж и не знаю, долго ли нам осталось. Последним Хардингам до нас дела почти не было, они только о своей казне заботились, а теперь Кельдинги с дивами замирились, так и вовсе могут замки снести.
– Это тебе твой сосед напел? – догадался Дудочник.
– Ну вроде того. В общем да. Он в Купель, знаешь, зачем выбрался? Судится. Две декады назад ему Кельдинги гонца прислали: требуют дара на свадьбу королевского дяди. В звонкой монете. И размеры дара указали, чтобы Ригстайн случайно не ошибся. Ну он-то, в отличие от нас, богат, и даже очень, но решил свое дело королевскому судье в Купели подать и для верности еще и в городской суд. Не бывало такого, говорит, чтобы выкупные маркграфы королю карман набивали. Кровь – вот наша дань. Мы за короля кровь проливаем, значит, это он нам платить должен.
– Веско сказано. Кстати, совсем забыл. Пока тебя не было, к нам тоже королевский гонец наведывался.
Карстен со стоном уронил голову на руки.
– Вот ведь как чувствовал, что день еще не кончился. Ладно, сейчас обуюсь, и зови его сюда.
– Не беспокойся, он уже уехал, письма только оставил.
– Письма? А кто их принял? Рейн?
– Кто Рейну письма отдаст? Мильда приняла. По-моему, королевский гонец не усомнился ни на мгновенье, что видит перед собой хозяйку замка.
– Жаль, я этого не видел, – хмыкнул Карстен. – А где письма?
– Вон на столе лежат.
– Ну давай посмотрим, от судьбы все равно не уйдешь.
Карстен взломал королевскую печать Кельдингов – лежащего под деревом оленя, зажег от уголька лучину и принялся читать. Послания были короткими, написанными на простой грубой бумаге, судя по аккуратному правильному почерку – рукой писца из дворцовой канцелярии.