Невидимый Ромео (Петербургская фантазия)

– Знаете, что? Пожалуйста... я вас очень, очень, очень прошу – встретьте меня сегодня, после спектакля...

Утченко в ужасе схватился свободной рукой за голову.

– Не могу... – сказал он в отчаянии.

– Нет?!

– Я... Вы... я... Дело в том, что... Ну, как назло... уезжаю сегодня... «Стрелой»... по важнейшему делу!

Маруся поглядела на мать и поникла у трубки.

– Ты его проводишь, – шепнула мать.

– Я приду Вас проводить, хорошо?

Трубка молчала.

– Номер вагона, – шепнула мать.

– Какой вагон? – спросила Синичкина.

– Международный, – сказал Утченко хрипло и повесил трубку,

– Все кончено, – сказал он себе, повернулся уходить и замер.

Со всех сторон будки, прижав носы к стеклам, в него жадно впились женщины.

– Ты не спросила, как его зовут, – сказала мама.

Но Маруся больше ничего не слышала.

Она смотрела на себя в зеркало затуманенными глазами... Она смотрела на себя, на загадочное существо, на заколдованную мазурку, на совершенство, которое встречается раз в жизни, на предмет возвышенной, необыкновенной любви.

И цветы смотрели на нее. И ихтиозавр.

И мама Синичкина, всхлипывая, с восторгом смотрела снизу вверх на свою дочку...

Маруся смотрела на себя в зеркало сияющими глазами – стояла белая ночь, а на Марусиной голове торчали двадцать пять бигуди.

Кроме нее, в зеркале виднелись еще две феи, подруги по театру (Фея Сирени и Фея Канарейка).

Они снимали с Маруси бигуди и причесывали ее на разный манер. Маруся появлялась в зеркале то с челкой, то с распущенными волосами, то с пышным хвостом.

Мама Синичкина озабоченно выглядывала в зеркале справа и слева.

– А потом он сказал... – И Маруся закрыла глаза. – «Спасибо, что Вы есть на этой земле...»

Ф е я С и р е н и : Надо же! А ты ему сказала: «Пожалуйста»?

Ф е я К а н а р е й к а : Ну вот еще, что она – ненормальная? (Марусе) Не дергай головой.

М а р у с я : Главное, «спасибо, что Вы есть на этой земле...»

Ф е я С и р е н и : Это на какой земле? На Огненной?

Ф е я К а н а р е й к а : Господи, какая бестолковая! Он же вообще про землю! (Марусе) Не вертись.

М а р у с я : А потом почему-то сказал, честное слово, что я мазурка Шопена!

Ф е я С и р е н и (вытаращив глаза): Кто? Кто ты?!

Ф е я К а н а р е й к а : Ну что особенного? Конечно, она мазурка. Если хочешь знать – две капли воды! Раз он говорит – он лучше знает!

М а р у с я (вглядываясь в себя): А может, девочки, все-таки сделать хвост?

Ф е я К а н а р е й к а (покладисто): Ну сделаем хвост!..

И она сделала Синичкиной пышный хвост.

Ф е я С и р е н и (вздыхая): Вот так – всю жизнь проживешь... И никто не пришлет тебе ихтиозавра...

Маруся встает перед зеркалом – счастливая и красивая.

Ф е я К а н а р е й к а : Постой! (Великодушно сняла с себя изумрудные клипсы и нацепила Марусе на уши.)

Ф е я С и р е н и : Ну, раз так... (Вытащила из кармана заветные «Пари Суар».) Мне для себя на них поглядеть жалко... Но для тебя, если такой случай... (Она зубами открыла пробку и щедро полила духами Синичкину.)

– Ой, девочки... – растроганно сказала Маруся, – Вы такие лапочки!

Ее мама прослезилась:

– Вы, девочки, как две феи, наряжаете Золушку на бал!

А Золушка-Синичкина обняла всех троих сразу.

СОБАЧИЙ ЧАС

Тревожная белая ночь стояла над городом.

На перроне, перед «Стрелой», суетились. Носильщики, лавируя в толпе, везли на тележках чемоданы.

У жесткого вагона бородатые студенты лихо качали товарища. Он взлетал, переворачиваясь в воздухе, вместе с рюкзаком. А потом рюкзак, ботинок и кепка начали летать рядом с ним.

У международного вагона с букетиком фиалок робко стояла Синичкина.

Она искала глазами среди входящих в вагон таинственного незнакомца. Но все входили не те...

Толстый усатый генерал, отдуваясь, влез на ступеньки. За ним лейтенант с бакенбардами нес два чемодана.

Потом высоченный интурист – хиппи в заплатанных джинсах и грязной меховой куртке с бляхами – сел в вагон.

Вот он! Синичкина со страхом отступила... Киноартист, герой детективов с ужасно знакомым лицом, небрежно протянул билет проводнице.

Неужели он?!

Синичкина с бьющимся сердцем сделала к нему крошечный шаг, но киноартист скучающе скользнул по ней взглядом, зевнул и вошел в вагон.

И это не он! Но где же?!

Маруся никак не могла представить, что таинственный незнакомец был рядом с ней!

Что он стоял, спрятавшись за чьи-то спины и нацепив искусственный нос и усы, глядел издали грустными собачьими глазами!

Строгий голос по радио предложил всем отъезжающим войти, а всем провожающим выйти и отдать отъезжающим их забытые билеты.

И на перроне сразу стало, как в муравейнике, когда в него воткнут палку. Все сразу засуетились.

Все стали целоваться и обниматься и говорить друг другу одинаковые слова.