Невидимый Ромео (Петербургская фантазия)

Тот, кто шел сзади, лягнул ногой переднего. Тот тоже его лягнул, но не достал, и они вошли в вестибюль.

А на сцене началось что-то ужасное! Прибежали с длинными ножами разбойники, а во главе страшный Людоед-Бармалей!

Они открыли ящик с лекарствами – а там были не лекарства, там сидели Танечка и Ванечка (бывшие принцесса Аврора и принц Дезирэ).

Ваня начал храбро сражаться со злодеями, но его схватили.

На этом месте загремели аплодисменты и пошел занавес.

Танечка и Ванечка взялись за руки и пошли кланяться. А разбойники и Бармалей с Айболитом не пошли...

На сцену летели маленькие букетики.

Почитатели Танечки и поклонницы Ванечки столпились вокруг оркестра и изо всех сил били в ладоши, вопя «Браво!», «Танечка!» и «Ванечка!».

Ваня и Таня кланялись, прижимая цветы к сердцам.

Они вызвали Людоеда и Доктора, и те тоже начали кланяться.

Тут средняя дверь в зал распахнулась, и торжественно появились шестеро мальчишек.

Они несли на головах белый ларец.

Зрители привставали с мест и оглядывались.

Мальчишки донесли ларец до оркестра и поставили краем на барьер.

Танечка и Ванечка, как премьеры, с интересом ждали подарка.

Музыканты с трудом перетащили ларец через оркестровую яму и поставили на авансцену.

– Артистке Синичкиной, – возгласил передний мальчишка ломающимся, петушиным голосом.

– Опять эта Синичкина! – прошипела Танечка. – Я просто не нахожу слов!

Публика бурно аплодировала.

– Открыть! – раздался чей-то зычный бас с галерки.

– Ну, погоди, Синичкина! – проворчал Людоед.

А по коридору кулис мчались разбойники.

– Что случилось? – кричали зайчики, обезьянки и крокодил, высовываясь из уборных.

Разбойники ворвались в комнату, на двери которой было одиннадцать фамилий.

Вдоль зеркал уже раздевались Жираф, Паук-Крестовик, Утка-Кика и Ласточка-Синичкина. (В этом балете фей не было.)

Разбойники, ни слова не говоря, схватили за руки Ласточку-Марусю и (она только успела пискнуть: «Опять?!») вытащили из уборной.

Публика бурно аплодировала.

– От-крыть! От-крыть! От-крыть! – скандировали студенты на галерке.

Танечка посмотрела на Марусю так, будто это она – Людоед. А Маруся издали, с ужасом, глядела на ларец, как на змею.

Со всех сторон собрались Зайчики, Бабочки и Крокодилы. Все уставились на ящик.

Мальчишки удрали.

Под восторг публики Людоед-Бармалей раскрыл ларец.

В нем оказался второй — синий.

Из синего ларца Разбойники вынули зеленый.

Публика веселилась.

За кулисами лысый инспектор показывал на часы, топал ногами и потрясал кулаками в воздухе.

Вокруг ларца собрались все звери, столпились, ожидая, что будет дальше!

Синичкина-Ласточкина краснела и бледнела.

На каждом ларце было написано «Синичкиной» и нарисованы цветочки.

Из зеленого ларца показался голубой. Из голубого – розовый.

Из будки высунулся растрепанный осветитель, а музыканты стали на стулья и выглядывали из оркестра.

Но вот вынули последний, седьмой ларец, желтый, и оттуда... – нет, этого еще не видели стены Малого оперного академического театра! – ... оттуда с треском прорвавшегося парашюта – вылетело видимо-невидимо белых голубей!

Артисты, ахнув, отпрянули!

Инспектор балета, на которого наскочил Медведь,— свалился.

Публика умирала от смеха.

Белые голуби разлетелись! Они порхали по всей сцене, над джунглями!

Под бурные аплодисменты и хохот за ними гонялись пожарные, Обезьянки и остальные!

Голубей ловили на колосниках! На планшете! В будке осветителей!

Это была новая картина в сказке!

Наконец поймали всех птиц.

Всех! Кроме одной!

Последний голубь влетел в режиссерскую балета! Он опрокинул вечные чернила на расписание репетиций. Потом угодил сам в чернила. Оттуда — в клей.

За ним с горестным криком гнался инспектор.

Голубь взлетел, смазав его крылом по лысине, оставив на ней радужные крапинки (лысина стала похожа на яйцо Райской птицы), и снова влетел на сцену — за ним мчались Разбойники.

Голубь с писком уселся на голову Людоеда.

Людоед-Бармалей схватил голубя, но не смог его снять. Голубь приклеился! Публика просто выла от восторга.

– Спасибо тебе, Синичкина, – горько сказал Людоед и под истерический хохот публики покинул величественно сцену.

Синичкина шла за ним – она тоже чуть не падала от смеха. Людоед прошипел ей в ухо:

– Я, как секретарь профсоюзной организации, ставлю твое поведение на общем собрании!

– Да, да, – сказал Главный Разбойник, большой общественник, – мы тебе объявим выговор за хулиганство! С занесением в личное дело!

– А при чем тут она? – заступился доктор Айболит.

– При чем тут я? – сквозь слезы спросила Синичкина.

– Не было б тебя – не было б этого безобразия!

– Глупые! – сказал мудрый Айболит. – Неужели вы не поняли? Это же объяснение в любви!

Пошел занавес.

ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ

Две Синичкины, мать и дочь, сидели в своей собственной комнате, но можно было подумать, что здесь открылся цветочный магазин!

Отовсюду выглядывали разные цветочные головки...

Настурции смотрели с подоконников...

Лилии цвели на столе...

Розы дремали на столике...

Гиацинты и георгины в корзинках и горшках покоились на полу...