Невидимый Ромео (Петербургская фантазия)

У всех цветов были разные личики... И разные выражения... Вот, например, если вглядеться в анютины глазки внимательно — они похожи на мордочки зверьков.

Да, можно было подумать, что это цветочный магазин, если б не раскрашенный ихтиозавр, который висел на стенке, перегибая свою сказочную голову на потолок. И смотрел на Марусю.

Разные удивительные вещи, реликвии тропических стран висели, лежали и стояли, вытеснив Синичкиных.

Разноцветные воздушные шары толпились у потолка.

Маруся задумчиво поглядела на ихтиозавра:

– И, главное, теперь я как во сне... не знаю, что будет со мной в следующую секунду!

– Хм... – сказала мать, – сколько я живу... сколько живу – я не видела ничего подобного...

Сверху раздался гортанный крик.

Синичкины вздрогнули, посмотрели вверх.

На карнизе сидела большая черная птица и боком глядела на Синичкиных одним блестящим глазом.

И тут раздался звонок.

Синичкины вскочили, прыгая через цветы, бросились открывать. На лестнице стояла сердитая почтальонша.

– Только к вам и бегай! Двадцать раз в день! Для вас теперь надо отдельную работницу связи!

– Извините, – сказала Маруся и расписалась в получении телеграммы.

И они с мамой помчались в комнату.

Телеграмма лежала перед ними на столе, а они сидели и опасливо на нее глядели.

– Боюсь открывать, – сказала Маруся. – Вдруг открою, а оттуда... Они склонились над столом.

– Тринадцать... Семь... Пятнадцать... – прочла мама, что сверху – число и часы.

– Эх, будь что будет! – Маруся осторожно раскрыла телеграмму и возникло легкое, как едва уловимый запах духов – тихое музыкальное видение...

Третий ноктюрн Листа на челесте...

Синичкины смотрели друг на друга тревожными, прислуживающими глазами...

Музыкальное видение исчезло. Маруся открыла телеграмму.

«Вчера упала звезда, и я успел задумать желание... До скорой встречи...»

Подписи не было.

Мама Синичкина восторженно поглядела на дочку.

– Нет, если я не узнаю, кто это – я умру! – твердо заявила Маруся.

И в этот момент зазвонил особенным, мелодичным звоном телефон. Маруся сорвала трубку и приложила ухо. А ее мама приложила ухо к трубке с другой стороны.

Трубка молчала.

В трубке гремела тишина, как шум океанского прибоя в раковине, когда приложишь к ней ухо.

А потом, словно метроном, забилось чье-то сердце.

А потом снова далеким видением возник ноктюрн Листа.

– Ласточка? – чуть слышно спросил дрожащий, чарующий низкий голос.

– Кто? Д-да... – прошептала Маруся.

– Спасибо вам, что мы встретились с вами в одном мгновении... На одной песчинке, в бездне времени и пространства...

Синичкины слушали, затаив дыхание.

– Мы ведь могли не встретиться никогда... Правда? Никогда... Как не встречаются столько людей на свете...

Маленький некрасивый человек стоял на площади Чернышевского, в телефонной будке и тихо говорил, закрыв глаза:

– Вы знаете? Вы, наверно, не заметили – Вы и музыка – это одно и то же... Одно и то же... И если б... мазурку Шопена расколдовали – она, наверно, оказалась бы второй Синичкиной!

Вокруг будки волновалась очередь. Ему стучали в стекло. Женщина с пакетом, из которого торчали селедочные хвосты, сердито показывала Утченко три пальца – «три минуты прошли!»

Но он ничего не слышал, закрыв глаза, объяснялся телефонной трубке в любви. Женщина с селедками приоткрыла дверь в будку.

– Что он – обалдел? Болтает во сне?!

И вдруг – с ней что-то произошло!

Она немного послушала, у нее сделались круглые глаза, а потом вытянулось лицо, а потом появилось странное, какое-то отрешенное выражение...

– Чего там такое? – проворчал человек в соломенной шляпе.

Женщина открыла рот, чтоб ответить, но вместо слов... пленительные звуки ноктюрна услышал от нее человек в шляпе.

Он остолбенел, уставившись на женщину с селедками... А потом у него изменилось лицо. Он обернулся и тихой музыкой челесты (это не было пение, а все та же волшебная челеста!) обратился к прохожим...

Вокруг телефонной будки собиралась толпа. Ноктюрн окутывал мощным гипнозом музыки. Люди высовывались из окон и застывали задумчивыми портретами в рамах.

– Что дают? – врезался в толпу парень, жующий пирожок.

Но на него зашикали, и он замер с набитым ртом...

Остановилось движение. Намагниченные волшебной атмосферой, стояли автобусы и машины.

Очередь к лавке на другой стороне улицы мучилась любопытством – что там случилось?

– Запомним, кто за кем! – сказала толстуха, и все помчались к будке.

И тоже застыли, слушая чарующую музыку любви, с задумчивыми лицами, растроганными глазами.

А толстуха подперла голову ладонью и горестно думала о чем-то своем, не сбывшемся в жизни...

Появилась курносая старшина милиции. Она было вынула свисток и свистнула, проталкиваясь сквозь толпу, но услышала ноктюрн и оцепенела...

Электрические часы, висящие на углу, остановились. Они показывали 5 часов 16 минут и ни на секунду больше!

В 5 часов 16 минут площадь Чернышевского была очарована атмосферой возвышенной любви...

Синичкины самозабвенно слушали с обеих сторон трубки. Незнакомец молчал.

Музыка исчезла. В трубке гремела тишина океанского прибоя.

– Вы здесь? – тихо спросила Маруся.

– Здесь.