Невилл Чемберлен

Я должен сказать, что Уинстон был самым красивым в своей оценке моей готовности помочь. Я знаю, что он полагается на Галифакса и на меня. Как он выразился в письме: «Моя судьба зависит в основном от Вас». Он дал бы мне Казну (портфель канцлера Казначейства. — М. Д.), если бы я был готов взять ее. Но я видел, что это было невозможно. Лейбористской партии я буду казаться препятствием всему, что они хотят сделать, и из-за них мое положение будет ненадежным. Единственный шанс дать их страстям утихнуть — занять место, которое не вовлекает меня с ними в конфликт.

<…> В настоящее время все омрачено новыми актами агрессии, и пока мы не избавимся от этих неприятностей, все остальные проблемы отодвигаются, делаясь мелкими и ничтожными. Хотя основное бремя ответственности теперь снято с моих плеч, я не чувствую особенного облегчения. Уинстон лично лоялен к своим коллегам, и он очень тепло расписывался в своих выражениях дружбы. Но он окружен совсем другой толпой. Я помню истории о методах создания правительства, которые теперь неприятно напоминают о ллойд-джорджевском пути (речь идет о смещении Ллойд Джорджем Асквита в 1916 году и о формировании нового Кабинета. — М. Д.). <…> Речь Л. Д. вчера в палате общин, в которой он стремился оправдать Гитлера на том основании, что мы обманули Германию, сознательно сделана с тем расчетом, чтобы отделить себя от нового правительства и забронировать себе такое положение, из которого в конечном счете его можно было бы позвать для подписания мира. Это кажется мне столь характерным для Ллойд Джорджа, что я думаю, все именно так и обстоит. Я знаю, он думает, что мы проиграем войну.

Я получаю огромное количество писем, и Энни тоже. Многие из них содержат очень болезненные рассказы о бедствиях, но почти все без исключения содержат также полную и несломленную уверенность <в нашей победе>. Я полагаю, что так всегда происходит, когда известный министр уходит в отставку, и не придаю особенного значения этому. Но все это меня намного больше огорчает, чем если бы письма были злорадными. <…>

Но Чекере! Мне дадут некоторое время, чтобы собрать вещи и попрощаться. Как ужасно будет расставаться с местом, где я был так счастлив!»[578]

В новом правительстве Черчилля Невилл Чемберлен получил пост лорда-президента, который фактически обычно означал заместителя премьер-министра. Галифакс остался министром иностранных дел. Жорж Бонне, «дерзновенный собрат по заговору» и Чемберлена и Галифакса, писал в своих мемуарах: «Лорд Галифакс, который участвовал во всех делах Невилла Чемберлена, стал главой Форин Оффиса в кабинете Черчилля. <…> Как же счастлива и сильна Англия, где противники жмут друг друг руки и братски объединяют усилия в интересах родины, оказавшейся под угрозой, когда время дискуссий и полемики прошло!»[579] Француз не иронизировал и не усмехался, политические интриги его страны были еще грязнее. Тот же Эмери распространял слух, что правительство Даладье пало вовсе не из-за Финляндии, а из-за того, что любовница премьера поссорилась с любовницей Рейно. Но и Бонне напрасно идеализировал поле политических игр Британской империи. Многие готовы были не останавливаться ни перед чем, лишь бы получить власть. Такая быстрая и легкая отставка Чемберлена была исключением из правил. К тому же он ни в коем случае не намеревался теперь заканчивать со своей политической активностью, он хотел продолжать работать для победы над гитлеризмом.

Для рядовых консерваторов избрание Черчилля премьером было вовсе не таким уж радужным событием. Когда впервые он вошел в палату общин в своем новом статусе, раздались лишь жидкие аплодисменты; Чемберлена же, сложившего с себя полномочия премьер-министра, встретили бурной овацией. Ключевым моментом стало то, что партийное лидерство практически до самой смерти за собой сохранял Невилл Чемберлен, это и предопределило его дальнейшую судьбу. Консерваторы знали, что Чемберлен в первую очередь — честный политик и действительно «вьючная лошадь», он зарекомендовал себя безупречным служащим, поэтому они не спешили с ним расстаться. «Вы прошли через огонь, о чем мы и говорили только две недели назад, но вышли из него чистым золотом»[580], — утешал Чемберлена после отставки Стенли Болдуин.