Невинная для грешника

– Ты повторяешься, – холодно усмехается и откидывается на спинку дивана. Кладёт руки на подголовник, ёрзает, устраиваясь удобнее.

И всё это, ни на минуту не сводя с меня оценивающего взгляда.

– Поверь, если будешь хорошей и послушной девочкой, а не дурой романтичной, всё у нас будет хорошо. У тебя тем более. Я умею быть щедрым с красивыми девушками.

Я сама не замечаю, как упираюсь спиной в дверь. Прохлада деревянной обшивки ощущается даже сквозь ткань рабочего платья, и я мотаю головой.

– Иди, Марта, послезавтра жду от тебя решения.

– Нет, слышите? Никогда, – снова выкрикиваю и ногой топаю.

Да, по-ребячески, но мне нужно куда-то выплеснуть свой гнев, который внезапно взорвался во мне вулканом, потёк по венам лавой. Даже перед глазами темнеет, а жилка на скуле начинает хаотично пульсировать.

– Смотри, девочка, в моих силах испортить тебе жизнь настолько, что никто уже не соберёт осколки. Потому хорошенько подумай прежде, чем показывать характер.

Я больше не могу находиться в этом кабинете, наедине с Орловым. Я вылетаю наружу, дверь за спиной хлопает о стену, и бегу вперёд по коридору. Почти не разбираю дороги – слишком много гнева внутри, слишком много отчаянной злости.

Мне нужно уходить из этого дома. Найти другую работу, сделать что-то, чтобы прекратить эти издевательства над собой. Они тут, словно стая воронья, только и ждут, чтобы наброситься на упавшую ослабленную добычу.

Не хочу ничего, надоело. Мама была права, мне нечего здесь делать. В конце концов, я не обязана терпеть такого скотского отношения.

Собираю грязную посуду с космической скоростью, и чуть было не разбиваю несколько тарелок. Слишком много эмоций во мне, они не дают собраться и успокоиться.

Впервые в жизни мне хочется напиться, и пусть спиртное – самый худший в мире психолог, но желания мои иррациональны сейчас.

Загрузив посудомойку, я заканчиваю уборку на чистом упрямстве – природная ответственность не даёт возможности бросить дела на полдороги.

Бегу в свой домик. Нужно переодеться, привести себя в порядке и идти искать дежурного Валеру.

Прочь, прочь из этого дома.

Когда до заветной двери остаётся несколько шагов, тёмная длинная тень отделяется от стены и движется прямо на меня.

Я срываюсь. Ору испуганно, выплёскивая из лёгких вместе с воздухом всё плохое, что накопилось внутри. Темнота перед глазами заслоняет собой всё, мозги отключаются. Сильные руки обвивают мои плечи, я брыкаюсь и кричу – даже матерюсь, кажется.

– Ну-ну, что с тобой? – доносится сквозь мой крик, но я не узнаю голоса. – Дюймовочка, тебя кто-то обидел?

Только сейчас понимаю, что это Марк. И меня отпускает.

Глава 38 Марк

День выдался ужасным. Проблемы на работе, и мой отпуск, кажется, подошёл к концу досрочно. Нервы ни к чёрту, настроение ниже плинтуса.

Честное слово, я не ответил на звонок Марты специально. Потому что сорваться боялся, наговорить лишнего. Такое бывает, если кто-то решил, что мои мозги можно вынуть чайной ложкой и перекрутить через мясорубку. А ещё сделать вид, что я это заслужил.

Нет уж, Марта страдать не должна, мне проще потом объясниться, чем вину заглаживать и извиняться за свою грубость.

Я вернулся в родительский дом, готовый рвать и метать и…

… пошёл прямиком к домику Марты. До такой степени никого видеть не хотелось, что я пару часов стоял, курил, опираясь спиной на камень, смотрел в тёмное небо. Думал.

Моё образование – блестящее, чего уж скрывать и скромничать; работа в фирме отца – в семейной фирме. Моё упорство и стремление взобраться повыше, все мои попытки – это чушь.

Только сейчас это понял. Всё так запуталось, честное слово. Сегодня сидел над документами, ломал глаза о цифры, ругался то с одним, то с другим, выискивал косяки в работе отдела закупок – и нашёл! А потом в один момент, стоя в кабинке туалета, понял, что всё это – чушь собачья.

Но самый главный парадокс моей жизни состоял в том, что я любил то, чем занимался. Любил и ненавидел одновременно. Глупости, но от них на душе кошки скребут. Который час уже скребут.

Когда заслышал торопливые шаги, напрягся. Сигарета в моих руках давно истлела, я выбросил её в кусты, сделал шаг к спешащей Марте. А она…

– Ну, что ты, а? – я сгребаю её всю, дрожащую и растрёпанную, в охапку, к груди прижимаю. Чувствую: ей необходимо это. Поддержка моя. Её нужно на кого-то опереться.

Она не сразу меня узнаёт, пинается, но сил достаточно справиться с истерящей мелкой девчонкой.

Вокруг темнота, пахнущая цветами и свежескошенной травой, Марта бьётся в моих объятиях, чтобы вскорости обмякнуть.

Она узнала меня, и теперь тычется носом в солнечное сплетение, а на рубашке мокрое пятно расплывается.

Марта тихо плачет. Вздрагивает, мелко дрожит, бормочет что-то под нос. Хватается за мои плечи, постепенно затихает.

– Увези меня, – и так жалобно добавляет: – пожалуйста.

Мне не понять, что с ней происходит, но я достаточно умный мальчик и знаю: пока что ничего от неё не добьюсь. Бесполезно. Только новую волну истерики вызову.