Обхватываю её лицо ладонями, целую “от души”, языком в рот толкаюсь, все дурные мысли и воспоминания из головы вытаскиваю, прочь выбрасываю. И, знаете, легче становится. И мне и, судя по резко прекратившейся дрожи, Марте тоже.
Нахожу в кармане Марты ключи, отпираю дверь домика и шагаю внутрь. Помогаю собраться, достаю платье из шкафа – очередное с пышной юбкой и в цветочек. Сколько их у неё? Миллион, что ли.
Марта смущается.
– Эм… отвернись?
Краснеет, глаза опускает, губу закусывает. А, чёрт возьми, так и быть.
Отхожу к окну, качаюсь с носков на пятки, смотрю на тёмный сад. Что с Мартой стряслось? Отчего она так испугалась? Почему плакала?
Её кто-то обидел – это без вопросов, только кто именно? Вопрос не даёт мне покоя, а желание узнать на него ответ мучает, прогрызает дырку в сердце. Неспокойно мне, очень тревожно, а Марта за спиной сопит, переодеваясь.
– Мотоцикл или машина? – спрашиваю, когда оказываемся на стоянке, а Марта ёжится и теребит лямку рюкзака.
– Я… мне холодно. Можно на машине?
Она так спрашивает, словно права не имеет выбрать то, что принесёт в её жизнь комфорт. Стесняется, ногой шаркает, носом шмыгает. Вряд ли отчёт себе отдаёт, но состояние её мне совсем не нравится.
– Я же спросил не для того, чтобы за тебя выбрать, – обнимаю её за худые плечи, снимаю машину с сигнализации. Писк разносится далеко, в тишине кажется ещё громче.
Прежде чем сесть в машину, я мажу взглядом по дому и замечаю отца, стоящего на крыльце. Он улыбается и что-то пьёт из бокала. Салютует мне с видом победителя, будто вот-вот что-то мне докажет.
И мне кажется, что улыбка на его губах – торжествующая.
И мне она совсем не нравится.
– Марк, останови вот тут, у магазина, – это первое, что говорит Марта за всё путешествие.
Тишина обычно меня не угнетает, но во время поездки было как-то особенно неуютно. У меня от мыслей голова пухнет, но Марта замкнулась в себе и ничем из скорлупы не вытащить. Только взгляд отводит, хмурится, губу жуёт до отпечатков зубов, думает.
– Почему я должен остановиться у чёрта на рогах? – спрашиваю, впрочем, не снижая скорости. – Тут ни фонарей путёвых, ямы сплошные вместо асфальта. Ещё убьёшься или в беду попадёшь.
– Да я тут всю жизнь живу, при рождении большинства ям лично присутствовала.
– И ничего, мне не трудно.
– Просто… – и грустно вздохнув, всё-таки поясняет: – соседи, Марк.
– Да к чёрту их любопытные носы, – сквозь зубы и только скорость прибавляю.
Не собираюсь я прятаться за углом. Вот ещё, детский сад и глупость.
Марта вскидывает на меня обжигающий висок взгляд и вдруг смеётся. Тихонько так, заливисто, а я и сам улыбаюсь во все тридцать два.
Потому что так хочется, так кажется правильным.
С Мартой мне легко и интересно. Хочется время с ней проводить, уберечь от всякого, рядом быть. Я не то чтобы никогда не влюблялся, но ни разу так сильно не нуждался в девушке.
– Ладно уж, поехали. И правда, чего это я?
– Будет сделано, милостивая госпожа, – заявляю с серьёзным видом и сворачиваю в её унылый двор.
Слишком похожие дома, и от их однообразия тоска нападает.
Когда паркуюсь у подъезда, Марта уже не кажется такой напряжённой. Словно бы смирилась, что здесь мы как на колесе обозрения, и каждый может нас увидеть.
– Марк… мама знает, что меня кто-то подвозил домой. Ей доложили, – Марта робеет и тянется, чтобы коснуться моей щеки пальцами. – Я всеми силами отмазывалась от разговора, но если у нас действительно отношения, не смогу долго отмалчиваться.
– Не хочешь играть в тайную любовь? – усмехаюсь. Задумываюсь и понимаю, что и меня такой вариант не устраивает.
– Не хочу, – чуть-чуть смущаясь, говорит, но в глаза смело смотрит, открыто. – А ты?
– Я уже говорил, что мне нравится твоё желание всё расставлять по местам? – беру пальцами её подбородок, большим по губам провожу, контур очерчиваю. – Наши мысли, кстати, удивительным образом сходятся.
– Здорово… – смотрит на меня зачарованно, не моргает, и только горло дёргается, когда я раскрываю её ладонь и целую в центр.
– Отец, кстати, уже в курсе, что у нас отношения…
Марта бледнеет до такой степени, что я всерьёз опасаюсь: она в обморок хлопнется.
– Как это он в курсе? – волнуется, ёрзает на месте и часто-часто моргает. – Когда ты ему успел рассказать?
– На вечеринке, мы с ним общались перед тем, как я тебя кататься повёз.
Мне неприятно вспоминать ту чушь, которую городил отец, хотя его резкость для меня не новость. Он такой – не терпит полумер, на всё имеет своё мнение и в одном месте видит чужое. Другое дело, что у нас всегда получалось договориться и прийти к компромиссу.
Вот только, несмотря ни на что, неприятно в груди царапает, потому что Марту я уж точно в обиду не дам. Даже отцу.
– Просто… я… ладно, не бери в голову. Сказал и сказал, – она отворачивается, стучит указательным пальцем по нижней губе, вглядывается в темноту за окном.