Невинная для грешника

– Иванна Станиславовна, всего лишь чай. Я не кусаюсь.

Мама сжимает губы в тонкую ниточку, качает головой, сверлит нас пристальным взглядом. Я знаю, что не должна её расстраивать, понимаю, что ей тяжело, но и жертвовать собой во всём не могу и не хочу.

Мама словно бы чувствует моё состояние, а может быть, по глазам видит, что я настроена серьёзно, и, решившись, говорит:

– Так уж и быть, проходите, гостем будете.

Я готова кинуться маме на шею, потому что она милая и добрая. И любит меня, принимает, заботится. Мой выбор она тоже примет, обязательно! Марк ведь замечательный и самый лучший, а у мамы полная голова предрассудков.

– Мне неловко с пустыми руками, – Марк, в знак поддержки, медленно проводит большим пальцем по внутренней стороне запястья. – Тут неподалёку магазин, я быстро.

К ужасу мамы и моему вселенскому счастью, Марк прижимает к себе всего на долю секунды, целует в висок, но мне достаточно этого, чтобы влюблённость затопила собой каждую клеточку организма, взбудоражила кровь и понеслась по венам бурным ручьём.

Марк уходит в сторону нашей местной стекляшки, и мы остаёмся с мамой одни на один.

– Ты же понимаешь, что он сбежал? – скептически вздёрнув бровь, качает головой мама. – Просто нашёл повод.

Её горькие слова бьют меня наотмашь и всё, на что оказываюсь способна – хлопать ресницами и хватать ртом воздух.

– Зачем ты так? Ты же совсем не знаешь его, ничего о нём не знаешь!

Я стараюсь не кричать, хотя мне очень хочется, и из горла вырывается сиплый хрип.

– Я знаю достаточно о таких, как он. Он просто нашёл себе дурочку вот и забавляется, – и горько вздохнув, она добавляет разочарованно: – А я ведь просила тебя ни с кем там не сближаться, умоляла быть осторожнее, а теперь крутишь с хозяйским сыном. Знаешь, Марта, я не заслужила, чтобы мне врали, глядя прямо в глаза.

Всё, разговор окончен, и мама, покачав головой напоследок, уходит к подъезду. Я бы могла побежать за ней, начать что-то доказывать, рассказать о больнице, в которую именно Марк её устроил, но я разбита и уничтожена.

Ощущение, что каждый – буквально каждый – решил довести меня до нервного срыва, а я ведь ничего плохого никому не сделала. Я обычный человек, девушка, которая всю жизнь пыталась вести себя хорошо и правильно, не расстраивать маму, учителей, друзей, однокурсников. Мне хотелось быть удобной, не вляпываться в неприятности, совершать взрослые и взвешенные поступки.

Но вдруг, именно в этот момент, я понимаю, что зря. Надо было хотя бы одно окно за жизнь разбить, чтобы не быть такой скучно-правильной.

– Марк, – вырывается из меня раньше, чем я успеваю сообразить: он действительно возвращается с большим пакетом в руке.

Глупая улыбка на моих губах растягивает их до боли, а Марк обнимает меня рукой за шею и звонко целует в макушку.

– Я знала, что ты вернёшься, – заявляю и, потянувшись на носочках, возвращаю ему поцелуй, дотянувшись губами до покрытого колкой щетиной подбородка.

– Странно, с чего бы это мне не возвращаться? Нет, в магазе, конечно, очень милая девушка работает, но всё равно ты лучше.

– Мама сказала, что ты просто нашёл повод слинять, – вскрываю карты, вдруг поняв, что и так храню в себе слишком много секретов.

Мне больше не хочется быть удобной, мне хочется быть счастливой.

– Странная она у тебя, уж прости, – удивляется и, подхватив пакет удобнее, подталкивает меня к подъезду. – Она решила, что я брошу машину, а сам уйду огородами? Или в засаде просижу, а потом уеду?

И правда, машина же. Вот она, родимая, стоит во дворе, «улыбается».

– Мама у меня хорошая, – заявляю, – хотя да, иногда она бывает очень странной. И жестокой.

– Она наговорила тебе что-то? – настораживается Марк и я, устав от тайн и секретов, пересказываю в подробностях недавний разговор.

Марк хмурится, смотрит куда-то вдаль, а в глазах мелькает что-то острое, точно лезвие бритвы.

– Ну, мои родители так вообще… ещё те товарищи, – наконец говорит, улыбнувшись. – Неважно, распетляем. Подожди!

Марк останавливается у лифтов, ставит пакет на вымытый хлоркой пол, морщит нос и притягивает к себе.

– Мне просто нужно тебя поцеловать. Вдруг понял, что это жизненно необходимо.

Обхватывает лицо ладонями, я запрокидываю голову, тянусь к нему губами. Наши поцелуи всегда разные: страстные и нежные, мягкие и настойчивые. Иногда Марк позволяет мне быть главной, и тогда я с удовольствием исследую его лицо пальцами, целую подбородок, губы, щёки. Позволяю себе быть дерзкой, и по учащённому дыханию Марка понимаю – у меня получается с каждым разом всё лучше и лучше.

Я не стесняюсь своей неопытности, но с Марком мне хочется учиться чему-то новому, отдавать всю себя без остатка и жадно брать, принимать в себя ту обжигающую энергию, которой Марк так щедро делится со мной.

– Пойдём, – голос Марка хриплый до предела, манящий, искушающий. Я прячу на его груди лицо, привожу дыхание в порядок. Трогаю щёки, а они горят огнём, и впервые я думаю о том, что даже секс в подъезде, если он с Марком, может оказаться прекрасным.

Правда, у нас ещё никакого не было, и думать о нём волнительно и страшно.