Невинная для грешника

– А знали бы вы, какой он влиятельный в рамках их с Региной отношений, а ей… свободы хотелось. Она отличная девчонка, только с придурью. Высокомерная чрезмерно, но, если кому-то нужна помощь, она первая прибежит и всё разрулит.

– Вы так её защищаете, – многозначительно замечает Иванна Станиславовна, явно ставя под сомнения весь мой рассказ.

И честное слово я бы и сам себе не поверил, но другой правды у меня нет.

– Она мой друг, – пожимаю плечами, потому что именно так дела и обстоят.

Рука Марты в моей становится горячей. Я смотрю на свою девушку – девушку, которую выбрало моё сердце, и пытаюсь найти ответ на вопрос: поверила ли она мне? Ну, раз уж я открылся, хотелось бы получить подтверждение, что не зря.

– Если друг, тогда конечно… но, Марк Романович, неужели вы действительно верите в дружбу между мужчиной и женщиной?

Похоже, Иванна Станиславовна решила взять меня в крутой оборот.

– Я верю в дружбу, а пол и гендер тут роли не играют.

– Ну-ну, – Иванна Станиславовна последний раз обводит меня пристальным взглядом и ссылается на своё плохое самочувствие.

– Я провожу, – Марта, встрепенувшись, поднимается из-за стола, но мать осаждает её сумрачным взглядом. – Нет, мама, я провожу.

– Спасибо за чай, Иванна Станиславовна, и за тёплый приём, – фальшивлю и мечтаю поскорее оказаться на свежем воздухе.

Только зря распинался – эту женщину, похоже, ничем не проймёшь.

Уже возле машины обнимаю Марту, и она льнёт ко мне, обвивает руками, будто извиняясь за свою маму.

– Всё хорошо, глупая. Отлично же посидели.

– Это правда? Всё, что ты рассказал, – правда?

Целую её в нос, глажу по щеке, обнимаю.

– Это правда. Какой мне смысл врать? Просто, так повелось, я не умею откровенничать, а тут решил, что надо.

– Хорошо, что так решил, – улыбается Марта и целует меня в подбородок. – Я уже говорила, что люблю твои ямочки на щеках? Улыбайся почаще.

– Только ямочки?

Марта убегает от ответа, прячется на моей груди и дышит, словно загнанный кролик. Глажу её по спине, подталкиваю к машине, помогаю усесться на заднем сиденье и сам усаживаюсь рядом.

– Давай просто посидим. И неважно, что подумают другие.

– Неважно, – сонно щурится Марта, вдруг став похожей на котёнка. – Просто посидим.

Сгребаю её в охапку, привлекаю к себе и, перебирая её волосы, рассказываю сказку об одиноком мальчике, которого не любила мама. Эта сказка немного обо мне – да что там! Она обо мне и есть, – но завёрнутая в фантастическую яркую обёртку она легче воспринимается.

Эта сказка – тоже часть терапии по избавлению от призраков прошлого.

Однажды мальчик вернулся домой, только вместо любящей мамы его встретила ведьма. Она завела его в тёмную комнату, заперла на ключ и сказала, что это такая игра. И мальчик верил, только спаситель всё не приходил, а мальчик плакал, звал маму, но страшная ведьма, лишь притворившаяся ею, громко и от души смеялась. Кажется, она была пьяна, а рядом с ней находился тёмный и страшный дракон. Он тянул лапы к мальчику, рассекал когтями воздух, а ведьма вторила ему, накрывая мир тёмным полотном.

Я сам не понял, как увлёкся этой «сказкой», и от воспоминаний снова всё внутри переворачивается. Я смотрю на Марту, а она спит, уткнувшись носом в моё плечо. Такая красивая, нежная, сильная девочка – настоящая мечта.

Но вдруг на её лицо набегает тень. Марта хмурится, ворочается, словно во сне убегает от кого-то. Пытаюсь разбудить, но Марта так глубоко уснула, что все попытки оказываются бесполезными.

Но дальше – хуже: Марта бьётся в моих руках, сопротивляется тому, что снится, бормочет: «Роман Георгиевич … вы – подонок… нет, пожалуйста! Не трогайте меня!»

В смысле?!

– Марта, проснись же.

– Вы урод! Я не буду, никогда не буду вашей любовницей, Роман…

Что?!

Глава 41 Марта

В крошечной комнате так много мебели и так мало свежего воздуха, что спазм сжимает горло. Некуда деться, спрятаться никуда – тесно и темно.

Роман Георгиевич прижимает меня к единственному не занятому мебелью клочку стены. Его ледяные пальцы касаются бедра, а я понять не могу, почему на мне чулки и платье с разрезом до самой поясницы.

Чужие холодные руки задирают юбку, горящие глаза напротив, и влажные поцелуи на щеке оставляют гадливое ощущение – словно липкая змея по мне ползёт, и страшно так, что хочется выть.

– Нет-нет, пожалуйста… отойдите! – я упираюсь руками в твёрдую грудь, но она тут же превращается в податливое желе, в котором вязнут пальцы. Меня утаскивает в тёмную пучину, и всё, на что оказываюсь способной: орать о том, что никогда не пойду на его условия.

И тут же просыпаюсь.