– Любовь и трезвый ум не всегда синонимы.
– Уж мне ли не знать? – улыбается, но улыбка выходит горькая, а в глазах мелькает грусть. – Может быть, люби я твоего отца чуть меньше, всё было бы иначе, – вздыхает мама и пьёт чай, зажмурившись.
Кажется, она вот-вот разрыдается, и я понимаю, что поступок моего отца, его смерть и проблемы, после этого начавшиеся, – её незаживающая рана.
– Мам, зачем он так с нами, а? Можно ведь было вместе что-то придумать, найти выход.
– Я не знаю, честно, – мама всё-таки и на свои плечи накидывает край шали. – Мне обидно только, что слепой такой оказалась, но за всё нужно платить. И я плачу, во всех смыслах этого слова, но скоро это всё закончится. Ты же в курсе, что нам остались только две выплаты по кредиту?
Это настолько радостная новость, что у меня дыхание от счастья перекрывает. Взвизгиваю, обнимаю маму, крепко к ней прижимаюсь и говорю, что она у меня умница, всё у нас будет хорошо, а дальше будет только лучше.
– И на Марка ты зря зуб точишь, потому что, если бы не он, никакой клиники «Здоровое сердце» мы бы не увидели, как своих ушей. И операции.
Мама мрачнеет, признаётся, что до чёртиков её боится, но всё-таки в её глазах мелькает благодарное тепло.
– Говоришь, Марк подсуетился? – бормочет и смотрит куда-то мимо меня.
– Да, у него там связи какие-то, сама бы я туда никогда не попала. В клиники такого уровня непросто оказаться. Но тебе там помогут, обязательно. Чик-чик и будешь, как новенькая. Твоё сердце ещё сто лет прослужит, точно тебе говорю!
Я говорю воодушевлённо, потому что действительно в это верю. Пусть никто не живёт вечно, но и умирать раньше времени не нужно.
– М-да уж… похоже, он не в своих родителей пошёл, – и помолчав немного, добавляет: – Кстати, если с кредитом мы почти закончили, тебе нет смысла уже работать у Орловых. И знаешь ещё что? Мне звонила тётя Лариса и сказала, что сможет мне помочь с работой. Оказывается, мои знания корейского нынче очень востребованы.
Моя мама умница, только поступок отца выбил её из колеи. Пришлось забыть всё, что она знала в прошлой жизни, но сейчас вокруг нас, кажется, появляется свет новых возможностей.
– Муж Ларисы начал поставки косметики корейских брендов – сейчас это оказывается самый тренд – и ему нужен переводчик технической и юридической литературы. Представляешь?
Мама кажется очень счастливой, а я счастлива за неё.
– Пока я конечно не смогу работать в полную силу, но переводить документацию и консультировать его дистанционно смогу, – мама щёлкает меня по носу, говорит, что очень любит и снова кажется наполненной жизнью.
Глава 42 Марк
Я мчу вперёд на такой скорости, что от аварии меня спасает, наверное, только чудо, подарившее мне, дураку, пустые дороги в этот поздний час. Когда становится совсем невыносимо, а кислород в салоне словно бы выкачали, я выкручиваю руль в сторону, торможу у обочины рядом с полулысым перелеском и, даже не поставив машину на сигнализацию – да что там! Даже дверь толком не заперев, – я иду туда, где редкие высокие деревья упираются темнеющими на фоне ночи стволами в небо.
Кажется, сейчас именно такой момент.
Я бреду вперёд, и что-то хрустит под ногами, ломается. Несколько раз спотыкаюсь, чуть не падаю, но упрямо иду вперёд. Мои ноги живут своей собственной жизнью, волокут меня куда-то, а мозги в этот момент пытаются работать, но их раз за разом замыкает, только искры вокруг летают.
Слова Марты обрывками в моём сознании то вспыхивают, то снова гаснут, но ни на секунду не оставляют в покое, вытесняя собой всё. В голове вакуум, и только эта хрень на повторе.
Я не знаю, как её потушить, не понимаю, что должен сделать, чтобы немного прийти в себя, не наломать дров, не разрушить всё под чистую. В горле кислота, в венах огонь, и я останавливаюсь в центре какой-то поляны, где лишь контуры кустов и стволы деревьев вокруг, поднимаю голову к ночной синеве и, зажмурившись, ору, что есть мочи.
Больно ли мне? Нет.
Мне зло и пусто, отвратительно, мерзко. Почему-то пахнет падалью, и даже крик не приносит должного облегчения.
Отец был единственным человеком в моей жизни, которому я мог доверять. Единственный, в кого я верил, на кого хотел равняться, кем хотел быть. И сейчас привычная, выстроенная годами реальность рассыпается трухой, а привычные идеалы рушатся с оглушительным грохотом. Мне кажется, кто-то подложил бомбу под постамент, и теперь вокруг меня разлетается мраморное крошево.
Внутри, где-то на задворках сознания, бьётся слабая малодушная мысль: Марта соврала. Придумала зачем-то этот звездец, чтобы…
Чтобы что?