Его напряжение ушло, дыхание стало спокойным. Он вдруг изворачивается, подхватывает меня на руки и бежит к воде. Наши городские пруды чистые, в них даже рыба водится и купаются круглое лето дети, потому нырять в их воды не страшно.
И мы ныряем. С визгами, писками, шумно брызгаем водой вокруг, а вода кажется ледяной. Дыхание перекрывает, но Марк держит в горячих объятиях крепко, что согреваюсь практически моментально.
Мы, как герои сопливой мелодрамы, мокрые с головы до ног стоим у берега, по пояс в воде, и смотрим друг на друга.
– Спасибо, Дюймовочка, – Марк легко касается губами уголка моего рта, а я так боюсь потерять из фокуса его глаза.
Кажется, сейчас моргну хоть разок, и всё рассеется окончательно.
– За что? – чуть слышно, с придыханием.
– За то, что делаешь меня счастливым.
А потом, уже дома, мы раздеваемся, кутаемся в большие полотенца, пьём горячий чай, пока бригада из магазина бытовой техники ловко устанавливают на стене в гостиной новую плазму. В век технологий почти сразу на ней появляется интернет.
– Ну что? Нетфликс и лень?
– Да-а, – кладу голову на плечо Марку и смотрю, как появляется на экране название какого-то фильма.
Первого попавшегося, но мы смотрим с интересом, а Марк объясняет мне то и дело значение некоторые английских фраз, которые до меня не сразу доходят. То и дело прерываемся, чтобы поцеловаться, и счастья во мне сейчас так много, что хочется плакать.
Но я не стану.
Время рядом с Марком настолько сладкое, что хочется черпать его большой ложкой и наедаться впрок. Я глушу в себе безотчётный страх, ощущение, что вот сейчас, через минутку, очень скоро всё изменится. Сказка лопнет, как мыльный пузырь, и наступят суровые будни.
Такое ощущение есть у меня хотя бы потому, что знаю: ни один праздник не длится вечно.
Утро следующего дня слишком серое, ветреное, а с неба то и дело срывается дождь. Его тяжёлые капли бьются о стекло, стекают медленно вниз, а мне почему-то очень холодно. Не могу согреться, как не кутаюсь в толстый плед, связанный ещё моей бабушкой.
Мама ходит по квартире, будто намеренно громко топает. Волнуется. Сегодня нам назначена итоговая консультация в «Здоровом сердце», и мама места себе найти не может.
– Мама, ты трусишка, – говорю, когда она, бросив попытки заснуть, появляется на кухне.
– Я уже взрослая девочка, чтобы легко признавать свои недостатки, – вздыхает мама и ставит на плиту чайник. – Так что да, я трусиха и с этим нам придётся смириться.
Дальше мы около часа торгуемся.
«А может вообще никуда не ехать…»
«Ехать, мама».
«Может, не сегодня».
«Именно сегодня».
«Ой, да я уже здоровая, мне достаточно было просто отдохнуть».
«Отдыхаешь, не помогает».
«Но сердце совсем не колет, ничего у меня не болит. Слабость и синева вокруг губ? Да ерунда… не бери, дочка, в голову».
«Тем более едем. Пусть врач всё посмотрит и официально заключит, что ты здоровая, как конь».
Всё-таки мне удаётся без лишних нервов уговорить маму, и к двенадцати мы приезжаем в «Здоровое сердце».
– Красиво тут, – мама, открыв рот, смотрит на внушительное здание модной клиники и переминается с ноги на ногу. – Что-то я себя какой-то нищенкой чувствую… такие машины припаркованы.
– Ты наворачиваешь лишнего, Иванна Станиславовна, – беру маму под руку и мягко, но настойчиво тащу за собой.
– Ой, мы документы, кажется, забыли, – хватается за последнюю соломинку мама, но я потрясаю в воздухе пакетом, и мама скисает.
– Ладно, всё. Я готова. Идём.
Чем ближе мы к кабинету врача, чем решительнее становится мама, а у меня напротив резко портится настроение. Оно стремительно падает в пропасть, потому что…
Потому что сейчас Марк на похоронах Ани, а я не могу его поддержать.
– Спасибо, – вдруг говорит мама и гладит меня по плечу. Непонимающе смотрю на неё, держась за ручку двери в кабинет, а она поясняет: – Ты у меня такая взрослая, ответственная. Без тебя я бы давно расклеилась, ещё тогда бы…
Неважно, что коридор наполнен людьми, а приём вот-вот начнётся. Я обнимаю маму, говорю, что сильно её люблю и очень счастлива, что она у меня такая.
– А теперь я сама, – забирает у меня документы, щёлкает меня по носу и решительным жестом указывает на диванчик напротив кабинета. – Хватит тебе уже с моими болячками носиться. Есть в этом мире дела и поинтереснее для девятнадцатилетней девушки.
К моей маме вернулось самообладание, и это лучшая новость на сегодня.
Глава 49 Марк
Марта останавливается у подъезда, но не торопится войти. Обернулась, смотрит на меня долго и внимательно. Странным образом эта девушка умеет чувствовать меня: потребности, голод, жажду, настроение. Кажется, она способна мои мысли угадывать, которые в этот момент далеки от идеала.
Они чёрные и вязкие, мрачные настолько, что, если бы кто-то сейчас оказался в моей голове, он бы заблудился в кромешной темноте. Я и сам теряюсь, но найти хоть какой-то лучик света не получается.