Невинная для грешника

Чужие эмоции, острее закалённой стали.

Словно именно я во всём виноват. Будто один повинен в этой крови. Но я ведь Орлов, да? Этого факта никак не изменить. В моих венах течёт его кровь, и приходится мириться со всей той грязью, что толстым слоем налипла на моей – да-да, именно моей – репутации.

Я никогда не выступал против толпы, не стоял против неё в одиночестве. Особенно, когда ещё вчера все эти люди были моими друзьями, знакомыми и просто людьми, которые с удовольствием пожимали мою руку.

Людям, любившим Аню, нужно на ком-то выместить зло. Им необходимо кого-то ненавидеть. Так почему бы и не меня? И неважно, что ничего ещё не доказано, а в распоряжении следствия есть только косвенные улики вроде той же детализации звонков. Важно, что люди уже назначили виновного, и мнение своё менять не хотят.

В сущности, большинству присутствующих плевать на Аню. Им важно найти того, в чьё горло так легко вонзать отравленные ножи, чьи кости с удовольствием и вкусом перемывать на званых обедах. Когда-то у них появится новая жертва и повод высказать своё "фи", но пока мне приходится приспосабливаться к новой уродливой реальности.

Я не хочу оправдываться за отца, не хочу его оправдывать. Я просто хочу проводить в последний путь человека, который был мне близок. Только это меня останавливает, не даёт плюнуть и демонстративно уйти.

– Пойдём, – Женька, один из немногих, кто не хочет бросить в меня камень, хлопает по спине. – Всё закончилось, все ушли.

– Жень, это всё какой-то звездец, да?

– Да, друг, он самый. Ты ещё мягко выразился.

Чужая ладонь ложится на моё плечо. Я оборачиваюсь, а Регина как-то очень виновато улыбается мне. Тихо и печально. За прошедшие несколько дней моя подруга детства и бывшая фиктивная невеста стала будто бы взрослее. Мудрее. Из неё ушла надменность и лихорадочная деятельность – с нас всех за истекшие несколько суток словно кожу содрали, обнажив саму суть.

– Пойдёмте? – Регина дёргает подбородком в сторону кладбищенских ворот, и я вдруг понимаю, что возле могилы нас осталось всего трое. – Если будем держаться вместе, журналюги до нас не доберутся.

– Вместе мы сила, ага, – криво усмехается Женька, и мы резво, будто снова попали в детство, несёмся к припаркованным у кладбищенских ворот машинам.

Одна шустрая девица успевает сунуть мне под нос микрофон, даже вопрос выкрикивает – что-то об отце, конечно же, о нём, – но я ныряю в салон и захлопываю дверцу перед её носом.

Никогда ещё я не испытывал такого глухого раздражения. Сейчас мне стоит огромных усилий, чтобы не сорваться на первом попавшемся.

"Двинем на Королёва? В бар?" – приходит сообщение от Жени, а я вдруг понимаю, что не хочу подставлять Марту под удар своего рухнувшего в пропасть настроения.

Не хочу рядом с ней быть слабым, злым, раздражённый. Она достойна сказки и романтики, а не всего этого, что бурлит во мне.

* * *

Молча пьём. Не соединяя бокалы в весёлом перезвоне стекла, не произнося ни слова. Нас трое, но каждый сейчас сам по себе. В своих воспоминаниях, мыслях, эмоциях.

Бледная Регина то и дело смахивает набегающие на глаза слёзы, Женька сжимает крепко зубы, и нижняя челюсть ходуном ходит, а я… я просто устал.

Надо уехать в отпуск. Схватить Марту в охапку, купить билет на ближайший рейс и просто улететь. Неважно куда, главное, подальше отсюда. Где там можно полгода на берегу валяться, работать удалённо и есть кокосы круглые сутки? В Таиланде? На Бали. Вот туда мне и нужно, чтоб ни одна зараза не достала.

Даю себе обещание с лёгкой головой обязательно об этом подумать, а Женька, слегка покачиваясь, уходит в уборную.

– Марк, тяжело-то как, – хнычет захмелевшая Регина и кладёт голову мне на плечо.

Глажу её по рыжим волосам, смотрю в окно, за которым бушует летний ливень. Там, в большой чёрной машине, сидят двое охранников – их всё-таки приставил к Регине отец. Они караулят её круглые сутки, не дают продохнуть и сейчас, уверен, каждые полчаса отправляют Тихомирову отчёт.

Рядом на столе лежит мой телефон, и всё, чего хочется сейчас – позвонить Марте. Услышать её голос.

Я, как вампир, хочу впрыснуть в себя дозу Марты и её влюблённости в меня. Может быть, так будет легче? Принимать и отдавать, и таким образом снова стать человеком, который умел плевать на условности, знал, чего хочет в жизни и относился ко многим вещам легко?

Я гоню от себя мысли о том, что узнал из последнего разговора с матерью – не зря ведь чувствовал, что доброта матери может выйти Марте боком. Где-то в мусорном ведре валяются крошечные чёрные кружочки – жучки. В ярости, я нашёл несколько в доме, один даже в домике Марты.

Мать действительно старалась на славу. Если бы у неё всё «выгорело», она бы столько компромата на отца нарыла, а после… что бы она делала? Угрожала бы ему скандальным разводом? Делила имущество? Шантажировала? Ради чего? Чтобы не потерять тёплое место хозяйки дома, властительницы своей убогой и фальшивой жизни?

Только копала мать не в том месте. Провернула такую операцию, сплела огромную сеть, а любовница отца всё это время под носом мелькала…

Эх, Анька, куда ты, дура, полезла?