Невинная для Лютого

Дрожа, я медленно опустила взгляд на его орудие, что застыло между моих ног. Видеть его было страшно и тревожно, от размера вообще затылок сжимало льдом. Как он во мне уместится?

— Боюсь боли, — краснея, шепнула я. — И… это не навредит малышу?

— Не будет больше боли, — Леша легко коснулся меня в точке невозврата, снова отодвинулся, прошипел что-то неразборчивое сквозь зубы, запрокинул голову. — Я ведь обещал, Лина, — мужчина смотрел в потолок и быстро моргал, словно смахивал непрошенные слезы или ярость. — Я докажу тебе, — и опустил голову, всмотрелся, будто искал в моем взгляде согласие.

Леша склонился надо мной и с жадным поцелуем плавно толкнулся. Осторожно наполняя. Совсем чуть-чуть распирая, создавая болезненно-приятное напряжение. Стоило мне сжать ноги от неожиданности и страха, впиться ногтями в его плечи, как он отстранился.

Покачался на руках, целуя шею и лицо, перебирая волосы. Муж будто влипал в меня, по миллиметру завладевая телом, но и разрушая барьеры, что возвела вокруг нас ненависть.

Я смотрела на Лешу широко распахнутыми глазами и глубоко дышала. Не должна этого испытывать, но… мне было приятно. Наполненность там, где так горело от неизведанных ранее чувств, манила испытать большее. Не было резкой раздирающей боли, как в первый раз, а каждое движение Лёши вызвало в теле горячие волны наслаждения. Так нельзя! Я же…

И, сдавшись, прикрыла глаза. Услышала собственный тихий стон.

Леша пробирался глубже с каждым нажимом и толчком, но не спешил. Держал плавно-поступательный ритм, отчего позвоночник постепенно скрутило спиралью, горло пережало от крика, что рвался наружу.

— Ещё…

Осознав, что только что произнесла, я задохнулась и, вцепилась в плечи Лютого так, что, казалось, сейчас ногти пронзят кожу, запрокинула голову. Не сдерживая стона, приподняла бёдра.

Это безумие выворачивало меня наизнанку. Понятия не имею, почему моё тело так ярко реагирует на ласки — виной ли тому беременность, или то, что я сама хочу — но я словно сошла с ума. Поддавшись временному помешательству, смирившись, что финал неизбежен, я подстроилась под движения мужчины и, закрыв глаза, отдалась древнему, как мир, наслаждению.

Будь что будет, я возненавижу себя… потом. Но сейчас хочу всё больше, глубже, сильнее, совершенно лишившись самоконтроля, уже почти кричала в голос.

– Лёша, да… Ещё!

Огромный, он туго двигался во мне, и, распирая, приносил столько неизведанного прежде удовольствия, что хотелось выть. Не знала, что возможно так. Разумеется, я не ангел, и ласкала себя, но всё это лишь тусклая тень истинного наслаждения.

Страшась и желая увидеть лицо Лютого, я всё же открыла веки и тут же утонула в его чёрных, как самая глубокая пропасть, глазах. В них не было ненависти и жестокой ярости, как в тот жуткий день. Сейчас я читала в них восхищение и… всепоглощающую нежность.

Губы поджаты, подбородок дрожит, он будто едва сдерживался, стараясь доставить удовольствие, а мне захотелось увидеть, как он сам тонет в обжигающей пучине наслаждения. Шепнула, едва дыша от смущения и желания:

– Лёш… Хочу… большего.

Глава 69. Лютый

Я умирал.

На острие нашего единения. На грани оргазма, от которого уже темнело в глазах, а между ног, словно чья-то невидимая рука проворачивала тысяча кинжалов.

Наверное, я хотел себя наказать. Дарить Ангелине свое тело, показывать интим с другой точки зрения, учить чувственности и наслаждению, давать максимально все, что мог, но сам не отпускал себя.

Я должен платить за ее боль.

Когда она говорила мое имя — я сходил с ума. Когда она вытягивала с легкой хрипотцой «ещё», слетал с катушек.

А когда Лина прошептала: «Я хочу большего» мир преобразился и с фейерверком разлетелся на куски моей души.

— Твою ж мааааать! — зарычал я, стараясь не прижать малышку своим медвежьим телом. Меня крутило долго. Пульсировало так, что отдавалось вспышками звезд в голову. — Лииина, что ты со мной сделала?..

Она распахнула глаза и, едва дыша, смотрела и не видела. Взгляд на миг остекленел, затем судорожно втянула воздух и потрясённо шепнула:

— Вот значит как… — И тут же ойкнула, прижав руки в животу: — Снова шевелится… — Посмотрела с тревогой: — Может, ему не нравится? Ты ему ничего не задел? Огромный такой… Ой.

Она прижала ладонь к губам и очаровательно покраснела. С учётом того, что я ещё в ней, это было мило.

— Он прекрасно защищен, — мой голос совсем сел. — Тобой, — потрогал ладонями небольшой животик жены. — Охо, какой активный. Да ему нравится просто, но если ты волнуешься, я могу спеть колыбельную.

Зачем я так сказал? А теперь еще и глупо улыбаюсь. Вот идиот. Она ведь поймет, что не играю, а я не хочу этого. Пусть обманывается, не нужно, чтобы привязывалась и потом страдала.

— Ты умеешь петь?! — искренне удивилась Ангелина, и я увидел, как ее небесные глаза сверкнули солнечным теплом.