Невинная для Лютого

Тело ломило от напряжения. От не выплеснутых эмоций и бесконечно запертых желаний, между ног горело и сжимало, но я не спешил. Я дал слово и не отступлю от него. Проще поломаться, чем причинить ей боль.

Молча. Не говоря ничего. Хватит бесполезных слов. Я коснулся ее мягких губ, провел языком по контуру, но не погружался в рот, не воровал не мои поцелуи — я не заслужил.

Играл на грани. Это была настоящая пытка, потому что хотелось страсти — раскрыть душу, пронзить податливое тело собой, отдать себя и выплеснуть все, что накопилось. Но нельзя. Я не мог.

Когда девушка задрожала, а сосочки натянули ткань рубашки и уткнулись в мою грудь, я перешел от губ к подбородку, затем к шее. Осыпал ее поцелуями, как лепестками роз. Коснулся твердой вершины, прихватил через ткань и согрел дыханием. Лина засвистела сквозь зубы и немного дернулась, но я все еще держал ее руки над головой и не позволял вырваться.

Синий взгляд, способный убить, плавил, кромсал меня, но жена упорно молчала и не сопротивлялась. Она идет на это не ради себя или меня, а ради ребенка. Я так горжусь ею, что сводит скулы от ненависти к себе. Как же все поменялось. Как же я ошибался, что хуже быть не может.

Пришлось отпустить хрупкие руки, переложить их себе на плечи, а затем сдвинуться ниже, ниже, впритык к запретному. Выждал несколько секунд, пока тело Ангелины вытряхнет лишнюю дрожь и немного расслабится. Только тогда приоткрыл ладонями бедра, потянув вверх одежду, и накрыл ее лоно губами. Приласкал языком, впитывая-запоминая ее вкус, пряно-неземной, и нежно коснулся пальцами горячей влаги, ввел осторожно один, чтобы не ранить и не пугать. Лине нужно хоть немного привыкнуть к толщине, иначе ей от меня всего будет больно.

Прислушиваясь к малейшей реакции жены, готовясь остановиться в любой момент, если ей снова станет страшно, я вводил в нее палец, прощупывая, растягивая, и она не гнала. Кусала губы и изгибалась-натягивалась на постели, будто гитарная струна.

Я осмелел, потянул набухший бугорок губами, застучал кончиком языка по одной точке, плавно входя в пылающую тесноту. Когда я сам почти кончил от одних прикосновений к ее податливому телу, Лина застонала, но будто одёрнула себя, замерла. И каждое мое следующее движение вырывало ответ: то тихий всхлип, то дрожь тела, то сладостное напряжение внутренних мышц. Тонкие пальцы, впивающиеся в мокрую простынь, скрутились в кулачки, стройное тело выгнулось, раздался протяжный стон.

Лина бешено сокращалась от внутренних спазмов, туго сжимая мой палец. Она трепетала, как тонкий прутик на ветру, а потом, тяжело дыша, отвернулась, будто испытывала стыд, что кончила.

Глава 68. Ангел

Его тело потрясающее, ошарашивающее, умопомрачительно красивое! Я любовалась обнажённым торсом мужчины, словно крепким поджарым племенным жеребцом Даймоном — гордостью отца и беспрестанной завистью окружающих. Но Лютый ещё более опасен, чем норовистый конь, с которым справится не каждый жокей. Береговой, будто хищная кошка, огромный лев, одним своим присутствием заставлял сердце колотиться быстрее. Но, если раньше оно прыгало в груди от ужаса и ненависти, то сейчас от восхищения.

Лютый попросил себя связать, и я подчинилась. Не знаю зачем, но мне стало чуточку легче, когда не ожидала его прикосновений, получила толику свободы и собственной воли. Изучая его накачанное тело, едва дышала.

Кончики пальцев касались узлов мышц, очерчивали их, а Лютый вздрагивал каждый раз, его грудная клетка всё выше вздымалась от рваного дыхания. Поджарый живот опадал на выдохе, проявлялись чёткие кубики. Мужчина уже почти непрерывно дрожал, а когда я коснулась пупка, то услышала тихий стон, переходящий в рык и, разумеется, иллюзий не было — я видела оттопыривающиеся брюки.

Вмиг перед внутренним взором пронеслась неприглядная картина, мужчина рычал точно так же, и его огромный член… От охватившего меня ужаса я отпрянула и, едва сдерживая приступ паники, проявила слабость. Попросила Лютого отступить. Зная, что не получится, взмолилась. Вот бы Лютый умел лгать! Но у Лёши всё по лицу видно, и я понимала — ему Чех не поверит. Мне придётся пойти на это ради малыша.

Следом за страхом пришла злость. Она затопила ядом, вырвала едкие слова, полоснула нас обоих правдой. Краем глаза я заметила, как перекосилось лицо Лютого, как опасно блеснули его глаза, как напряглись плечи. Я ожидала чего угодно, но была поражена…

Мужчина был так возбуждён, но всё же не стал бросаться на меня, как тогда в машине. Прикасался бережно, и от ласковых прикосновений мурашки охватывали тело, а страх медленно отступал. Но всё же оставался, придавая перца ощущениям.