Невинная для Лютого

— Столько сколько и было, — коротко ответил хмурый отец. — Новых пришлось нанять, когда Васька ногу сломал, а Женю родители попросили приехать на месяц.

— Скоро всё наладится, — бодро ответила я, перелистывая на фотографии конюшен. — Как тебе мои красавцы? Я была так счастлива, когда Лёша мне их подарил… — Вспомнила, как он целовал меня в конюшне, и споткнулась на полуслове. С трудом улыбнулась, прогоняя видение, как смеялась и бросала в Лютого снег. — У нас даже конюх есть. Прямо как Женя. Человек, который его заменяет, наверное, хорошо кормит лошадей?

Отец молча кивнул, спина его напряглась. Я же метнула взгляд на потолок, выискивая возможные камеры. То, что они стоят, не сомневалась. Но папа не так прост, как бы хотелось Чеху и его прихвостням. Я подошла к дубовому столу и, обняв отца со спины, поцеловала в щёку.

А сама потянулась к украшавшему стол тяжёлому антикварному набору для письма, выполненному из цельного куска оникса, и повернула одну из пустых бутылочек. Некогда используемых для чернил, сейчас же декоративных. Это простое движение запускало «глушилку». Пока бутылочка не вернётся в первоначальное положение, ни камеры, ни микрофоны в кабинете работать не будут.

Отец сжал пальцы в кулаки и, догадавшись, о чём я безмолвно прошу, рывком поднялся и в два шага преодолел расстояние до книжного шкафа. Код был известен лишь ему, и отец открыл ход в потайную комнату.

Я махнула Лютому в приглашающем жесте и, склонившись, пролезла следом за отцом. Внутри было мало места, а когда к нам присоединился Лютый, стало тесно, как швабрам в кладовке. Мы едва вмещались втроём между железных, заваленных папками и пачками денег полками.

— Слушаю правду, — в голосе отца зазвенел металл. — Не верю, что моя дочь по доброй воле вышла за преступника.

Глава 74. Лютый

Стоя в тесной комнатке у меня было одно желание — задушить эту тварь. Останавливало только присутствие Ангелины и мысль, что дальше будущее моего ребенка окажется под угрозой. Чеху нужен живой Кирсанов, не просто так он к нему подбирается. Я многие вещи могу не понимать, но осознавать, что я — лишь удочка в руке рыбака — осознаю.

И чтобы вырваться из этой коварной липкой сетки нужна игра на два фронта. Или крепкий план для отхода. Пока у меня есть только наброски, зато есть стойкое ощущение, что вокруг одни предатели.

Даже Волчара. Сука! Пролез в дом, вырубил ребят Макса. Ради чего? Чтобы пристать к моей женщине? Как же можно было так ослепнуть и приютить на груди язву?

Но я не мог на него злиться, не получалось. Сердце разрывалось, но я никак не мог поверить, что друг делал это во зло. Он ошибся, оступился, перепил. Точно обиделся из-за моего невнимания, что я оставил его гнить в больнице, и это после того, как он подставился ради спасения моего ребенка.

По сути он прав: Кирсанова — враг, а я, по непонятным причинам, увяз в чувствах к ней. Должен ненавидеть, терзать, уничтожать, а не могу. Хочется себя задавить, стоит только представить, через что прошла малышка. Да я за нее любого… в бараний рог, даже Серого. Все равно кого.

Глядя на ублюдка, что приказал убить мою жену, я думал о друге — о том, что чуть не задушил Сергея в ту ночь. Первую брачную ночь с привкусом горечи. Своего лучшего друга чуть не задушил из-за Кирсановой!

Теперь она моя фиктивная жена, которая здесь и сейчас доказывает, как я ей мерзок. Отворачивается, шушукается с отцом, между ними безмолвный диалог, в котором я — лишний.

И эта комната, куда так ловко заманила меня семейка, давила стенами, забивала дыхание сыростью и пылью. Ловушка? Очередное предательство? А чего я ждал от той, кого уничтожил своими же руками? Любви? Наивняк.

Я бросил в Лину уничтожающий взгляд и рассмеялся. От хохота зазвенели стены. В груди клокотало, душа давно скрутилась в узел и превратилась в ком черноты, но я уже привык — эта тьма меня не убивает, а делает сильнее.

— Ну скажи папочке, Ангел, как мы до такого докатились. Можешь даже натравить его на меня, нож подать. Сама ведь пробить мне сердце не сможешь, за три месяца не смогла… Я не буду защищаться, — расставил руки в стороны, показывая, что не боюсь их расправы и, смахнув какие-то бумаги с полки, подошел ближе к старому уроду. Заставляя девушку посторониться, потому что мне требовалось больше места, выставил грудь и съязвил, глядя прямо в глаза отцу Лины: — Рассказать, что будет дальше? — кивком показал на округлый живот жены. — Или сами догадаетесь?

Мерзкий ненавистный зверь, что разломал мою жизнь, как соломинку, свел брови на переносице, отошел от нас и сел спокойно за стол, отодвинул подставку для ручек и откинулся на спинку кресла. Как наглец еще ноги на стол не сложил! Ненавижу!