Охранники стали спрашивать, кто она такая, но Ханни не отвечала. В одиннадцать вечера ее переместили в еще один изолятор в Харлеме, где голландец-сторож, сочувствовавший Сопротивлению, пришел ее повидать, но ничем не смог помочь, так как ее заперли на ночь в камеру, приставив охрану.
По совпадению Эмиль Руль, один из наиболее высокопоставленных агентов гестапо в Амстердаме, в ту ночь оказался в Харлеме – привез заключенного. Он много знал о деятельности Ханни Шафт, «девушки с рыжими волосами», еще с бурных дней их совместной работы с Яном Бонекампом в Северной Голландии. Когда он услышал, что арестована девушка с пистолетом и газетами, то велел привести ее к нему. С темными волосами Ханни была неузнаваема, но он все-таки решил посадить ее в машину и отвезти в Амстердам. Примерно на полдороге ему стало ясно, кто его пассажирка. «У себя в голове я перебирал разные кандидатуры, пытаясь сообразить, кто она такая, – вспоминал он. – Потом внезапно понял: „Ты Ханни Шафт“. Мгновение она молчала. Потом повернулась ко мне и ответила: „Да“» [262]
.В Амстердаме Ханни Шафт уже ждали. Наконец-то гестапо удалось поймать «девушку с рыжими волосами», и даже глава секретной полиции Амстердама, Вилли Лагес, пришел посмотреть на нее, словно на диковинного зверя из экзотических краев.
Допрос взялся вести Руль. «Мы знали, что она совершила покушение на Рагута и на кондитера Фабера из Харлема вместе с Бонекампом, – сказал Руль, давая показания после войны. – После ее ареста мне было поручено провести следствие».
Руль добился от Ханни признания в нападениях на Рагута и Фабера. Она также призналась в нападениях на Смита и Виллемсе в Долле Динсдаг. Ее подозревали в покушении на Лангендейка, но по неизвестной причине она не созналась [263]
.Ханни не выдала имен других членов Сопротивления или адресов их убежищ, однако адрес Элсинга был напечатан на ее поддельном удостоверении личности, поэтому вскоре их навестило гестапо. Зная, что Ханни поймали, а их адрес был у нее в бумагах, Элсинга приняли все меры, чтобы «вычистить» дом от любых свидетельств ее присутствия, и так избежали ареста.
В перерывах между допросами Ханни держали в крошечной камере размером всего несколько квадратных футов. Там была только железная койка с соломенным матрасом, столик, стул и кувшин с водой. Небольшой бочонок служил ей ночным горшком. Ханни сидела отдельно от других заключенных и не имела права заговаривать даже с немцами-охранниками. Она провела в камере много дней, когда ночью ее уводили на допрос, а потом возвращали в темноту ее клетки.
Черная краска сошла с ее волос, проявив изначальный рыжий цвет. Ее вывели из камеры во двор тюрьмы, чтобы сфотографировать: сначала профиль, с руками по швам, потом анфас.
На снимке анфас ее глаза кажутся усталыми и потухшими. Руки сжаты в кулаки. На Ханни темный свитер и юбка, за пояс заткнут носовой платок. На ногах – простые черные туфли. На фотографии в профиль ее руки все так же сжаты в кулаки, но голова немного запрокинута, как будто она пытается выглянуть за стену тюрьмы. Возможно, надеется каким-то чудом увидеть вдалеке Швейцарские Альпы, где она когда-то мечтала трудиться на благо мира в Лиге Наций.
Ада ван Россем, голландка, врач по профессии, сидела в тюрьме одновременно с Ханни. Она вспоминала, что видела Ханни в камере и слышала про нее. Хотя все говорили о том, что война заканчивается, союзники никак не приходили освободить страну, и Ханни постепенно погружалась в отчаяние. Она отказывалась от пищи, и немецкая охранница, приставленная к ней, не знала, что делать с заключенной.
Ее надолго оставляли одну, и такая изоляция была чуть ли не хуже допросов. Однако Ханни отказывалась выдавать имена товарищей. Лагес приходил поговорить с ней; Руль продолжал допрашивать ее, пытаясь добиться признания в покушении на Лангендейка. Агент гестапо даже привел невесту жертвы, которая присутствовала при стрельбе, чтобы та попробовала опознать Ханни. Они использовали довольно топорный прием – попросили Ханни отнести невесте парикмахера чашку чаю в допросную, чтобы посмотреть, не узнают ли девушки друг друга, – но невеста не опознала Ханни.
В конце концов Ханни сдалась и призналась в попытке убийства [264]
.Как оказалось, ее признание спасло пятерых женщин из Харлема, которых уже собирались расстрелять в отместку за то нападение [265]
.Пока Ханни изнывала в тюрьме, внутренние войска и ее товарищи из RVV объединили усилия, чтобы ее освободить. Полицейский инспектор из Гааги, имевший прочные связи и с вельсенским начальством, и с СД в Амстердаме, должен был посодействовать ее освобождению. Условия сделки были таковы: если Сопротивление прекратит кампанию по ликвидациям, немцы воздержатся от казней заключенных.