Невольник (СИ)

Поворачивается и уходит в темноту, скрываясь за деревья. Уходит, даже не глянув в ту сторону, где сидит, съежившись, найденный им беглый мориец.

========== глава 3. Хозяин постоялого двора ==========

Это была плохая попытка, очень плохая… и каждый раз, когда ногу прошивало очередной вспышкой острой, палящей боли, Бофур в этом убеждался. Он убежал… зачем он убежал? Что теперь будет?! Что же с ним сделают, когда его вернут хозяину?!

Даже помыслить страшно. От одной мысли сердце холодеет. И главное – Бофур ничегошеньки не может. И умолять о прощении бесполезно. Да и не помогут мольбы… хозяин безжалостен.

Лагерь гномов погружен в сонную, предрассветную тишину. Только изредка прерываемой всхрапывающим то одним, то другим гномом. У углей прогоревшего костра нахохленным воробьем сидит клюющий носом юный рыжий гном, у которого в волосах, в тонкой у виска косице, торчат воткнутые перья для письма. Вид у него совершенно нелепый, а чернильное пятно на носу лишь усугубляет это впечатление. Будь бы Бофур здоров, он бы легко ушел из лагеря – сбежал. Но… это не так.

Бофур лежит у дерева, накрытый теплым шерстяным плащом с меховым подбоем, и от понимания чей это плащ еще более холодеет сердце. И непонятно – зачем? Зачем господин узбад, предводитель отряда гномов, с щедростью знатного, с барской своей руки пожертвовал жалкому, грязному рабу свой плащ?! Ведь скоро взойдет солнце, обагрит землю своими лучами, возвещая о начале дня и… это станет концом. Все вокруг Бофура проснутся и они вернут его назад, к хозяину. Зачем же этот плащ? Зачем эта доброта?

Бофур всхлипывает под плащом, а пушистый мех воротника щекочет щеку, колет нос… и внутри все ноет. И нога тут не причем. И все что желает, о чем непрестанно молиться, чтобы солнце не вставало. Но в очередной раз жизнь жестко показала ему, что его желания – желания раба, – ничего не стоят.

Утреннее солнце ярко залило лес белесыми лучами, освещая покрытую инеем пожухлую осеннюю траву и безжалостно вырывая из сна одного гнома за другим. Все вокруг пришло в движение, зазвучали голоса, приветствуя друг друга с новым днем – по-доброму, мирно, дружески… и на Бофура, сжавшегося под плащом, пахнуло той невыносимо далекой жизнью, которая была оборвана и растоптана рабством. Жизнью, к которой не было возврата и которая, принадлежа другим, больно била наотмашь.

Звук тяжелых шагов, будто впечатывающихся в промороженную начавшимися холодами землю, он скорее ощутил, чем увидел. И когда шаги оборвались рядом, он нутром понял, кому они принадлежали. Через несколько вздохов плащ был снят, и Бофура окатило волной холода этого морозного утра. Он, поежившись, медленно сел, не подымая головы, видя перед собой сапоги предводителя.

– Как ты? – прозвучал спокойный голос.

– Спасибо, господин, – пробормотал Бофур и попытался поклониться.

– Не кланяйся мне, – тут же резко остановил его узбад, и в голосе его прозвучала злость, заставляя Бофура еще сильнее вжать голову в плечи. – Ни к чему это! Оин, осмотри его ногу. Мы скоро выступаем.

Лекарь подошел почти тотчас, сменяя предводителя, и осмотрел ногу, перевязал заново и заметил ободряюще, что обошлось видимо без заражения, а значит Бофур скоро пойдет на поправку. А затем к Бофуру подошел тот самый юный гном с перьями в косице, которые, однако, теперь перекочевали за его правое ухо, и протянул ему полную миску горячей, рассыпчатой каши с жирными кусочками соленого сала. Бофур и не помнил, когда ел такую кашу… и вчерашняя каша, и сегодняшняя была проглочена за короткое время.

После быстрого завтрака гномы свернули лагерь, оседлали пони, навьючили и взобрались в седла. Высокий, мощный гном – тот самый, что нашел Бофура, – подошел к Бофуру, ведя своего пони под узды. Подошел, и, легко подхватив Бофура под подмышками, поднял и усадил на пони, взлетев в седло позади его. Узбад дал отмашку и отряд немедля двинулся через лес в ту сторону, что грозила Бофуру немыслимыми карами.

Он помнил, помнил слова узбада, о том, что его выкупят, но… Бофур со всей четкостью и ясностью понимал – то были просто слова. Он ведь не знал, какое конченное, позорное существо представляет из себя Бофур… не знает, насколько он грязен. Но хозяин Бофура без всяких сомнений, тотчас же рассеет неведение узбада и вот тогда… а что будет тогда Бофур сил не имел додумать.

Лес раздался в стороны, расступился, и копыта пони звонко зацокали по мощеному камнем тракту, что вел прямиком туда, где располагался постылый постоялый двор хозяина гнома. Бофур сидел в седле перед Двалином, низко опустив голову, в кольце его рук, держащих поводья, и, с каждым шагом пони, кошмарное место становилось все ближе. И не сбежать… безнадежно…

Постоялый двор вырос на изломе тракта, заворачивающего вправо, и при виде острой крыши, возвышающейся над крепким высоким забором, при громком лае дворового пса, Бофур дернулся, чуть не свалившись из седла, но был удержан стальной рукой. Бофур трепыхнулся вялой рыбешкой и сдался, горько всхлипнув.