— Хорошо хоть накормлен, перековали наново?
Волхв аж скривился:
— Проваливай отсюда и будь благодарен, что тебя нечисть не пожрала! А коли язык распускать станешь, мои братья тебя найдут.
И юркнул обратно в лаз.
Тьфу, сволота благословленная! Так и знал, что не стоило связываться с этими выродками. Пожелав им сгинуть в муках, Бокша бегом направился к лошади.
Темнеет уже! Надо отсюда вбираться.
— Эй, ты! Стой! — зазвучал вдалеке чей-то голос.
Стража!
От испуга Бокша в один мах оказался в седле. Пришпорил Рудко, и жеребец взвился на дыбы, переходя с прыжка в галоп. И так резво, что едва седока не сбросил!
В ушах засвистал ветер. Бокша рассмеялся, довольный, что оставил стражников с носом, и, перехватив крепче поводья, пришпорил жеребца.
— Давай перебирай копытами, волчья сыть! — припечатал кулаком по лошадиной шее.
Нужно успеть хоть десять верст отмахать до полной темноты. А там уж переночуют как-нибудь. Найти лежбище нетрудно, только бы на разбойников не напороться… А перед носом мелькнули вдруг искривлённые деревья.
Что за напасть?!
Бокша завертел головой, приглядываясь внимательнее, и с ужасом понял, что вместо дороги к полям жеребец по широкой дуге несется в Топи.
— Тпр-р-ру, поворачивай! — задергал поводья, но Рудко не слушал.
Хрипя и роняя капли окровавленной пены, летел прямо в болота. Не чуял ни ударов по шее, ни рассекающей до кости плети.
— Стой! Стой!
Но его отчаянный крик растаял в воздухе. Бокша попробовал было спрыгнуть, однако зад намертво приклеился к седлу. Да что за проклятье такое?!
В ответ на его мысли Рудко визгливо заржал. И чем ближе становились Топи, тем быстрее жеребей терял прежнее обличье. Гнедая шерсть полезла пуками, грива растеряла волос, одно ухо сгнило и отвалилось, обнажая череп, и ребра тоже проступили сквозь гниющую плоть.
— А-а-а! — заорал Бокша не своим голосом. — На помощь!
А то, что раньше было лошадью оторвалось вдруг от земли и побежало по воздуху.
Внизу далеко под ногами мелькнула ужасная Топь, Бокша видел все ее нутро, гниющее и черное — как воспаленная рана в которой белесыми червями извивались мавки. Нечисть тащила его прямо туда, и он ничего не мог сделать.
Глава 22
В себя Забава пришла, как будто ее под бок толкнули.
Рывком села и сперва не поняла, где она очутилась. Незнакомое все вокруг, темное, старое… с потолка свисают пучки трав, стены мхом поросли, печь едва держится, вся истрескалась. А на ней кот. Драный до проплешин и тощий, что обглоданная кость.
Ужас!
— Хватит уже глазами лупать, — проскрипело из темноты. — Чай не сова…
И под свет крохотной лучины выступила Ягиня.
Забава перевела дух. Точно, она же в Топь попала. К ведьме на пироги.
— Бабушка… Это ты…
— А кто ж ещё? В мою избушку нет хода чужим, только если сама позову. Ну-ка, — поманила за собой костлявым пальцем.
Забава глянула на князя. Мужчина спал на боку, подложив руку под голову. В тусклом свете лучины резкие черты стали ещё злее, а на лбу выступили крохотные капельки пота. Однако Властимир даже не шевельнулся, пока она тихонько отодвигалась в сторону. И Серый остался спокоен. Вывалив язык, растянулся шерстяным ковром да и сопел себе. Ухом не дёрнул, когда Забава через него переступила, притом очень неловко.
Странно это! Уж не Ягиня ли постараюсь?
Старуха кивнула.
— Их сон — моих рук дело. Чтобы не мешали нам.
— Не мешали?
— Да… Князь не отпустит тебя. И вчерашние его слова — только чтобы время потянуть. Пришлось маленько дурману нагнать. Я ить такая же, как ты была… Могла словом да улыбкой остудить горячие головы, дрему позвать. Но кроме того ворожила на будущее.
Забава от удивления дар речи потеряла.
— Ты знала, что я приду?!
А Ягиня вновь тихонько рассмеялась.
— Знала — это шибко сильно сказано. Чем слушала-то? Не стала я ведой, клятв принести не успела. Поэтому и дар мой так — одно название. А все же руны стали показывать, что ждет Топь гостей. Вот только не князь в здешних местах должен был сгинуть, а ты. Черные псы за тобой бегают, милая. И каждый жаждет в горло вцепиться.
Забава чуть обратно на пол не прилегла. Враги, что ли? Ох, боги светлые…
— Не могу сказать, кто это, — продолжила Ягиня. — Ни лица, ни имен не ведаю. Знаю лишь, что один из них близко. Тут где-то прячется, в селении.
— Зачем я ему, бабушка?
— Зачем кому-то наложница князя? Ха! В бирюльки играть. Или придушить где в уголочке, как слепого кутенка.
По коже разбежалась волна озноба. И верно, многим ведь она поперек горла. Взять хоть тот же гарем. Чаянья наложниц сбудуться, если они с Властимиром завязнут на болотах.
Ягиня кивнула, будто слышала ее мысли.
— Тебе придется рискнуть. А иначе все одно смерть.
И Забава поторопилась склонить голову.
— Я готова делать, что скажешь! Но как успокоить мавок? Какими молитвами или жертвой?
— Не знаю, милая, — развела ведьма руками. — Проси, как умеешь, поступай по велению сердца. Может, и сумеешь пробиться сквозь ту завесу боли, что они испытывают, выгнивая заживо…
От жалости перехватило дыхание. Забава аж руки к груди прижала.
— Идем же скорее, бабушка!
Ягиня посмотрела на нее, тяжко вздохнула, а затем поманила к печке.