Невозможная музыка

Вечер уже набросил на их дворик сумерки, и Саша не стал вглядываться в детали, которые лучше помнил, чем видел, сказав себе, сможет по-настоящему все рассмотреть только, когда в голове перестанет мутиться от возбуждения. Утром. Только бы оно выдалось солнечным…

Глава 2

Он не мог не сказать:

— Здравствуй.

Этого он не переставал ей желать. Гнев мог вынудить его обидеть Лильку грубостью или даже оттолкнуть ее физически, но желания уничтожить ее, хотя бы мысленно, Саша в себе не находил. Это не радовало его и не разочаровывало. Просто так было.

Лилька показалась ему совсем маленькой, и голос ее прозвучал как-то детски:

— Здравствуй.

— Позови его, — сухо сказал Саша, стараясь особенно не вглядываться в ее осунувшееся, потемневшее лицо. Может, оно казалось таким только потому, что Лилька не включила в коридоре свет?

Она ответила не испуганно, не защищая, а почти безразлично:

— Его здесь нет.

— А где же он? — Саша угадывал, что она не лжет, и уже предчувствовал неожиданные осложнения.

— Он… — Лилька тяжело перевела дух. — Он уехал. В тот свой домик в горах. Помнишь?

Не позволив ей втянуть себя в общие воспоминания, Саша требовательно спросил:

— Почему?

— Почему? — повторила она и будто впервые над этим задумалась. — А где ему жить? Он же сдает свою квартиру. Там люди живут.

— Не морочь мне голову! — ему хотелось быть резким с нею, и он, сам того не замечая, помогал себе движениями головы.

— Я не морочу. Если ты думал, что он у меня… Мы и не собирались… Это было совсем не то…

Мне хочется ее ударить", — подумал Саша огорченно, ведь он собирался сделать это вовсе не с ней. На всякий случай, одной рукой взявшись за скобу двери в ванную, а другой упершись в стену узкого коридора, он спросил, не обращая внимания на то, что нависает над Лилькой, как разгневанный Титан:

— Думаешь, мне интересно знать, что это было? Ты еще расскажи — как!

Она смотрела на него как-то особенно печально, а глаза у нее стали такими большими, что на миг Саше показалось, будто он увидел в них свое отражение — обозленного, обиженного мальчишки, который ничего не желает слышать.

"А что я должен выслушивать? Как внезапно взыграла кровь? Разве я должен это слушать?" — каждая мысль была горячей до того, что на лбу у него уже выступили капли пота. Но отереть их при Лильке казалось ему невозможным. Все равно, что промокнуть глаза…

— Я так и знала, что ты не захочешь со мной разговаривать…

— Вот, умница какая! Все-то она знает. Я вообще не приехал бы, если б не мама.

Упреки так и рвались из него наружу: "Как ты могла так обойтись с ней? Именно с ней? Она была тебе лучше матери, потому что не обязана была любить тебя и заботиться о тебе. А она и любила, и заботилась. Как ты могла? Но как Саша ни был зол, он помнил, что все эти злые вопросы Лилька уже задала себе. Не могла не задать. Когда очнулась…

Она спросила, как ему показалось, испуганно:

— Ты надолго?

— Не знаю.

— Не хочешь говорить…

— А я должен? — Саша давно не слышал свой голос таким злым и упивался этим.

По-птичьи дернув головой, Лилька обронила:

— Нет.

"Все, — понял Саша. — Надо уходить. Если я действительно не собираюсь ничего выяснять. Почему он уехал?"

— Ладно, — неопределенно произнес он и, разжав руки, которые уже болели, отступил к двери. — Прощаться не будем.

— Нет?

В ее голосе ему послышался пробудившийся к жизни отзвук надежды. Саша ответил так, будто захлопнул крышку рояля:

— Увы! Мне нечего сказать тебе на прощанье.

Эта ирония была лишней: все произошедшее ни у кого не вызывало смеха. Но так уж сказалось… Без Лилькиной помощи защелкнув дверной замок, Саша вдохнул так глубоко, насколько хватило легких. И съежился, уличив себя в том, что сделал это не для того, чтобы успокоиться, а пытаясь вобрать в себя воздух Лилькиного мира, из которого уходил.

Цепляясь за перила, Саша спустился и тщательно затворил за собой дверь подъезда, точно это могло помешать Лильке выскочить за ним, догнать… Если б она захотела догнать…

Кажется, лишь сейчас он ощутил, что дело было не только в матери, что бы там он не доказывал самому себе. И не одну болезненную жалость к ней носил он в себе все эти дни… Саше уже казалось, что он просто раздувал ее, чтобы не разрослось главное, связанное с Лилькой, и без того огромное настолько, что могло разорвать ему сердце.

— Что ты наделала…

Весь ужас его беспомощности был в невозможности что-либо изменить. Все уже случилось… Когда Саша еще мог спасти ее ("Или себя? Да какая разница!"), его просто не было здесь. Он не предполагал, что расстояние сделает его не существующим.

Уже отойдя от ее дома, Саша оглянулся, и едва не вскрикнул, увидев слепок многолетней давности: Лилькино лицо, прижатое к мутному стеклу, ее тоскливый, сиротский взгляд. "Тогда я взял ее с собой, — вспомнилось ему. — Не нужно было!" Он отвернулся, уговаривая себя идти ровно и не слишком спешить, как будто этот плач брошенного ребенка и не тянется за ним.