Невозможная музыка

— Это похоже на болезнь, — пробормотал Саша и встал. — Я все же приму душ, если ты не против. А ты пока еще немножко подумай. Может, твое желание тоже изменится?

"А мое?" — ему увиделись тоскливые глаза Лильки, которая опять смотрела из окна ему вслед, точно это было у них в обычае, и все равно каждый раз причиняло ей боль. Он прибавил горячей воды, потом еще немного. Он не знал, как по-другому заставить себя не думать…

Если б он вдруг все решил иначе, и вместо матери увез с собой Лильку, разве ему удалось бы убежать от мыслей об Игоре? Они достанут его где угодно… Они будут прятаться в любом изгибе ее тела. Он прочтет их в ее умоляющих глазах, даже если она будет смеяться. Каждый новый год будет доказывать: ничего не забывается. Ничего. Как это можно вынести?!

Выключив воду, Саша снова услышал голос матери:

— Я не передумаю. Пожалуйста, не уговаривай меня!

— Ты что так и стояла под дверью? — ему хотелось закричать на нее, может, это подействовало бы лучше горячей воды. Но Саша успел замолчать.

Она ответила обиженно:

— Нет, конечно! Я накрыла на стол. Ты ведь не завтракал?

Это видно по глазам.

— Волчьи? — он опять подумал о Лильке: "У нее есть хоть какая-нибудь еда?"

— Мам, — позвал Саша, чувствуя, что она еще не ушла, — ты не знаешь, Лилька еще ведет шейпинг? Ей там хоть что-нибудь платят?

Ответ прозвучал не сразу, будто их связывал телемост:

— Две недели назад она работала. И ей платили.

"Не хочу даже слышать о ней!" — перевел Саша. Если б они с Лилькой опять слились в одно, как было раньше… Это, конечно, невозможно… И все же, если бы… Мама приняла бы это?

Пока он успокоился тем, что Лилька хотя бы не сидит голодом. Ему самому почти не хотелось есть, но чтобы не вызывать вопросов, Саша сжевал два толстых бутерброда с сыром и выпил большущую чашку чаю. Лилька называла ее: "Твое ведрышко". Проскользнувшая мыслишка показалась гнусной даже ему самому: "Только эта чашка мне одному и принадлежала. Остальным пользовался, кто попало…"

— Ты что передергиваешься? — встревоженно спросила мама. Остановившись у него за спиной, она нежно провела пальцами по шее сына сверху вниз, и задержала руки на плечах. — Успокойся, пожалуйста.

— Ты видел Лилю? — просила она после паузы. Ему показалось, что голос прозвучал сдавленно.

— Не будем говорить о ней, если тебе неприятно, — предложил он. — Думаешь, я не понимаю?

— Прости, пожалуйста, я знаю, что понимаешь. Я… Не могу сказать, что мне неприятно. Я ведь воспринимала ее, как дочь. На дочь можно обидеться, правда? Но нельзя же сердиться вечно. Так ты ее видел?

— Она тоже была на свадьбе. Это тебя не удивляет, правда?

Обойдя стол, мама села напротив и пальцем смела в кучку невидимые крошки.

— Я и не сомневалась, что она там будет.

— А я вот надеялся, что нет. Глупо! Я ведь знал, что ее пригласили. С чего бы ей отказываться?

— Вы разговаривали?

Он быстро выбрал главное для матери:

— Лилька уверена, что со стороны Игоря это было сплошное отчаяние. Она считает, что он годами не мог пробиться к тебе, вот и…

Медленно поведя плечами, она проговорила, с заметным презрением кривя губы:

— Что это значит: не мог пробиться ко мне? Я была с ним.

— Разве?

— Фактически — да.

— А по-настоящему? — он опять задохнулся обидой: когда он целовал голубую жилку на Лилькиной груди, разве его губы она представляла?

Снова по балетному выпрямив спину, мать резко сказала:

— Из того, что произошло, следует, что он и не заслуживал настоящего!

— Или наоборот? Все это как раз потому и произошло, что ты не давала ему этого настоящего? — выкрикнул Саша. Его злость внезапно изменила вектор: вот кто во всем виноват! Если б Лилька с самого начала убедилась, что жалеть Игоря не за что, она и не раздула бы в себе этот истовый огонь сестры милосердия.

На секунду мать вздрогнула и напряглась от его крика, затем произнесла почти равнодушно:

— Странно, что мы говорим с тобой о любви, ты всегда избегал этой темы. Слышать не хотел… Надо было раньше объяснить тебе, что невозможно заставить себя полюбить кого-то.

— Когда ты звонила в Питер, мне показалось, что ты… несчастна.

— Налить еще чаю? — она щелчком стряхнула собранные крошки.

— Ты не ответила.

— Прости, пожалуйста, но ты ничего и не спрашивал. Я была оскорблена. И растеряна. Я никак не ожидала, что такое может случиться… Это было как-то… подло… с их стороны. Но я не была несчастна. Это совсем другое.

Саша едва удержался, чтобы не крикнуть: "Так какого же черта я мчался за пять тысяч километров, если ты не была несчастна?!" Пристальный взгляд матери остановился на его лице:

— Наверное, тебе и не стоило прилетать. Экзамены скомкал…

— Наверное, все же стоило! — раздражение так и кипело в нем, и было страшно оказаться грубым. — Чтобы сказать тебе, наконец, если ты сама не видишь. Игорь — живой человек. А мой отец… — Саша наспех поискал слово. — Это уже миф. Твой миф. Я, например, не уверен, что он был таким, как ты себе навыдумывала.

И про себя договорил: "Оказывается, женщины вообще склонны создавать фантомы. Я не знал…"