Невозможная музыка

Запнувшись о порог, он едва не упал к кровати, прямо в ту черноту, что уже натекла с руки Игоря. Эта свесившаяся рука была такой белой, что ее первой Саша и различил, заглянув в дом. А лица Игоря не увидел, потому что голова оказалась запрокинута. Саша приподнял ее слишком резко, даже не допустив, что может причинить боль. Какая уж тут другая боль…

— Он еще и напился! — скривившись от запаха, Саша пнул бутылку из-под водки, попавшую под ногу.

Не прикасаясь к запястьям, он попытался нащупать пульс на шее ("Где-то сбоку… Прямо под подбородком…"), и что-то живое младенчески ткнулось ему в палец.

— Черт бы тебя побрал, идиот! — пробормотал Саша, не сознавая, что действует так энергично, будто и не он минуту назад едва переставлял ноги.

Разорвав пододеяльник на несколько полос, он туго замотал окровавленные руки Игоря и, взвалив его на спину, вытащил из дома, где уже приторно пахло смертью. Или это был запах крови? Он опустил Игоря на траву и бросился к "жигуленку", стоявшему под навесом. Лет пять назад Игорь купил его "с рук", но ездил редко, потому что машина ломалась чаще, чем он мог позволить себе ремонт.

— Господи, только бы завелась! — Саша глубоко вдохнул прежде, чем повернуть ключ зажигания, на его счастье оставленный в машине.

"Он знал, что уже не уедет отсюда, потому и не боялся, что ее угонят. Хотя кому тут угонять…" — Саша услышал, как ожил мотор, и даже рассмеялся от облегчения. Теперь тяготило то, что придется возвращаться сюда за "Явой".

Подогнав машину поближе к Игорю, он открыл заднюю дверцу, и затащил его на сиденье, внутренне передернувшись от ощущения дежа вю. Бескровное лицо Игоря с неприятно открытым ртом уткнулось в спинку сиденья, и Саше пришлось повернуть его голову, чтоб тот не задохнулся по дороге.

— Что же вы все с собой делаете?! — кричал он и давил на педаль газа. — Почему я не вскрыл себе вены? Это меня, между прочим, бросили, а не тебя! Ты сам сотворил все это. И ты сейчас должен был спасти ее. Вот что мне теперь делать?

На этот раз дорога показалась Саше короче, а когда проступили унылые стены больницы, его разобрал смех: "Встречайте! Прибыл собиратель полудохлых влюбленных". Он пытался заставить себя даже не улыбаться, но из горла вырывались истерические похохатывания: "Двоих за час… Это уже перебор". Ему потребовалось столько усилий, чтобы успокоиться, что остальное прошло мимо него, и очнулся Саша, только разобрав обращенные к нему слова:

— Ему срочно нужна кровь.

У него вырвалось:

— Я не дам ему свою кровь!

— Что? — лицо врача на миг будто парализовало.

— Он у меня уже все забрал, — это Саша выдохнул еле слышно и снова выкрикнул: — Я не дам ему свою кровь!

— Да у вас хоть группа-то какая?

"Какая?" — он с трудом вспомнил:

— Третья.

— А ему нужна вторая. Из-за чего весь сыр-бор?

"Из-за того, что я не собираюсь становиться героем какой-то дешевой мелодрамы, — Саша ожесточенно сжимал в ладони ключи, но боли не чувствовал. — Роскошный сюжет! Я отдаю ему свою кровь, свою девушку, и мы плачем от счастья, называя друг друга братьями. Просто индийское кино! Или какое сейчас смотрят? Бразильское?"

Раскрыв ладонь, усеянную глубокими вмятинами, он прочел в налившихся кровью иероглифах: "Никуда бы ты не делся, спас бы его и на этот раз. А чего ради тогда вообще тащил его сюда? Можно ведь было просто уйти. И Лильку уже ни с кем не пришлось бы делить…"

— У вас что, совсем нет запасов крови?

Медсестра, ставившая ему укол, теперь смотрела, как на чужого.

— Не беспокойтесь, уже везут со станции. Он немного потерял.

— Он-то немного…

— Что вы сказали?

— Этот человек — предатель.

Ушам стало жарко: "Зачем я это сказал?" В ее бесстрастном взгляде затеплился интерес:

— Да вы что? И кого это он предал?

— В первую очередь себя самого. Но не только.

"Зачем я это говорю? Ей же плевать!"

— Он был в Чечне? — у нее "домиком" приподнялись брови.

— Почему — в Чечне? — опешил Саша. — Нет, это не такое предательство. Но тоже… Сами же видели, из-за него можно погибнуть!

Медсестра ахнула:

— Она?!

Отвернувшись к плакату, на котором был изображен в тысячи раз увеличенный энцефалитный клещ, Саша с презрением сказал себе: "Молодец! Все растрепал первой встречной, лишь бы оправдаться. Какая разница, что она думала обо мне три минуты назад? Трус — не трус, все это такая ерунда!"

И то, что произошло с Лилькой, тоже можно было бы считать ерундой, — всего-то сотрясение мозга! — если б она хотя бы пришла в себя.

"Никакая это не кома! — с раздражением доказывал себе Саша. — Это тоже было бы уж чересчур по-киношному".

Ему хотелось думать, что кому и придумали-то где-нибудь в Голливуде, а на самом деле такого с людьми не случается. Но Саша подозревал, что иногда кино все же пересекается с действительностью. Только жизнь, как правило, бывает обделена счастливым финалом…