Невозможное

Все это казалось каким-то абсурдом. Леша вспомнил все, через что они вместе с Пандорой сумели пройти: война, плен, сражения, эпидемия… По сравнению с теми тяжелыми и кровавыми испытаниями вся эта история с замужеством Пандоры нелепа, смешна и незначительна. Но именно в этом и крылся весь ужас ситуации… Традиции и законы общества могут оказаться разрушительнее самых кровопролитных сражений и быть неотвратимы, как природная стихия. Нет крови, огня, нет смерти. Лишь удушающая, непобедимая «правильность». Обывательская трясина, из липких объятий которой невозможно вырваться и от которой невозможно сбежать. Потому что бежать — некуда, и остается неизбежно тонуть в этом болоте. Мало победить голод, болезни и войны, важно победить это косное, заскорузлое, самодовольное невежество, движимое инерцией, жадностью и тщеславием.

Да, бегство — это не выход. Капитуляция, но не выход: от людей, от общества невозможно убежать. Как и от себя.

Нужно что-то придумать…

3

Свернувшись калачиком, Пандора безучастно лежала на кровати, глядя в пустоту, даже не замечая растерянного Ахилла, который, громко мурлыча, требовательно терся о ее руку. Жижек лежал у нее в ногах. Временами пес вздрагивал, поднимал уши, прислушиваясь к шуму со двора, и тихонько ворчал, словно пытаясь защитить хозяйку от неведомой опасности. В голове девушки роились десятки мыслей. Она вспоминала судьбу Ариадны и Медеи, предавших свой род и обманутых, в свою очередь, возлюбленными. Великие поэты и древние мудрецы… все они знали о неизбежной женской судьбе. От рождения и самим рождением женщины обречены на страдания и боль. Такова женская доля…

Снизу раздался шум. Жижек предупредительно тявкнул, спрыгнул с кровати и подбежал к двери. Пандора встрепенулась, осторожно отодвинула Ахилла и села. С робкой надеждой она вслушивалась в доносящиеся с улицы звуки. Неужели это Алексиус? Девушка подошла к двери и толкнула ее. Та не шелохнулась. Все еще заперта. Пандора вернулась к окну и, привстав на цыпочки, вытянула шею… Бесполезно… Отсюда ничего не видно. Лишь потрескавшаяся черепица и облезлые стены соседних домов.

Кажется, скрип ступенек… Сердце глухо грохотало в груди. Кто-то поднимается сюда! Девушка отпрыгнула от окна, подхватила Жижека на руки и торопливо села на кровать.

Послышались голоса, громыхнул тяжелый засов. В комнату вошел Анит, за ним стояла жрица Лисимаха.

— Вот она! Сама видишь: в целости и сохранности! — скрипучим голосом провозгласил Анит. — Клянусь Зевсом! Что ей сделается?

Лисимаха властным жестом отодвинула Анита с дороги и вошла в комнату. Огляделась и нахмурилась:

— Это так живет служительница богини Бастет?

При этих словах Ахилл навострил уши и уставился на гостью немигающими глазками, которые тускло светились в сумеречном свете.

Пандора поднялась и почтительно поклонилась жрице.

Анит недовольно сопел, наблюдая за женщинами.

Лисимаха повернулась к нему:

— Оставь нас! — повелительно бросила она. — Нам нужно поговорить о воле богов, которым мы служим.

Анти презрительно хмыкнул:

— Ну поговорите… Может, хоть ты ее вразумишь. Мне нужна покорная и воспитанная жена! — с этими словами он вышел, громко хлопнув дверью.

Лисимаха сделала шаг назад и замерла, прислушиваясь. Затем приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Похоже, она не доверяла Аниту. Убедившись, что никто не подслушивает, она наконец повернулась к Пандоре. Маска холодной, надменной уверенности спала с ее лица, и жрица радушно улыбнулась. Она обняла Пандору, затем коснулась Ахилла, охотно подставившего шею новой почитательнице божественных животных.

— Я рада, что ты в порядке, — сказала жрица и села на трехногий табурет возле кровати.

— Нет… Я не в порядке… — прошептала Пандора.

Лисимаха успокаивающе взяла ее ладонь.

— Я знаю…

— Что мне делать?.. — Пандора почувствовала, как на глаза стали наворачиваться слезы, и зажмурилась.

— Ты через многое прошла, — сказала жрица. — Я знаю, ты сильная и смелая. А боги помогают смелым…

— Он отрекся от меня! Я теперь одна, и у меня нет больше сил… Каждый вздох теперь дается с болью… Зачем все это?..

— Алексиус не отрекся от тебя. Он обошел всех в городе, пытаясь помешать свадьбе.

Пандора лишь горько усмехнулась:

— Для него слава и почести дороже меня.

— Как и для всех мужчин. Их удел — доблесть и слава, а наш — смирение и покорность.

— Я думала, он не такой.

Лисимаха кивнула:

— Да… Я тоже думала, что он не такой. Но все же слава и почести важны для него. Когда я говорила с ним, мне показалось, что поддержка Афин ему нужна не для пустой славы и самолюбования. Он несет людям что-то важное, как Прометей…

Пандора впилась глазами в Лисимаху:

— Он приходил к тебе?

— И ко мне тоже… — жрица сделала паузу, словно подыскивая слова. — Именно поэтому я здесь.

Пандора вцепилась в ладонь Лисимахи.

— Что? Что он сказал?

Лисимаха медлила с ответом. Наконец она ответила:

— Мы долго говорили с ним. Он признал, что не в силах повлиять на твоего дядю. По крайней мере, сейчас.

Пандора зажмурилась и затаила дыхание.

— Но в город приехал ваш друг из Македонии — Теодор. Ты помнишь его?

— Конечно!