Невозможный мужчина

И именно так я сказал Алекс: простите, уважаемая теща, но есть вещи, которые моя нетолерантная голова так и не научилась в себя вмещать и, надеюсь, никогда не научится. Больше я ничего рассказывать не стал. Просто взял рюкзак с трусами и носками, свой ноут, боксерские перчатки и ушел.

Госпожа Гордон нашла меня через неделю. В том же самом клубе, где я занимался до встречи с Джесс. Нашла и предложила работу. И пообещала, что развод с ее дочерью пройдет гладко, если я не буду настаивать на совместном опекунстве. Объяснила честно и прямо: даже не пытайся, наша система тебя размажет, и ты потеряешь даже призрачный шанс видеться с детьми. Проси только право на встречи.

Вы думаете, я сразу согласился? Нет. Я взял неделю на раздумья. Потратил около десяти штук фунтов стерлингов на консультации с солиситорами и барристерами. И они сказали мне то же самое: гражданства нет, материальное положение нулевое по сравнению с Джесс, ты ответчик, которому еще и платить все судебные издержки, ибо ты проиграешь. Парень, ты в полном пролете, не факт, что тебе разрешат в принципе видеться с сыновьями до наступления их совершеннолетия, потерпишь?

Я еще раз встретился с Алекс и в этот раз спросил о гарантиях. И единственная гарантия, которую она мне дала, было ее честное слово. И я поверил.

Теща никогда особо не лезла в наши с Джесс отношения. Она всегда держалась в сторонке, то ли наблюдая, то ли чего-то выжидая. Через три или четыре года она призналась мне, что с самого первого дня, как я только впервые поужинал с Джесс, я круглосуточно находился под наблюдением ее службы безопасности. Они следовали за мной повсюду, так что я никогда, ни единого часа за эти годы не был один в полном смысле этого слова. Они отслеживали все сайты, которые я просматривал, писали все разговоры, которые я вел по домашнему и по сотовому телефону, проверяли всех людей, с которыми я так или иначе контактировал, перепроверяли армией бухгалтеров все заключенные мною сделки. Я, как выяснилось, прожил под микроскопом гребаных полторы тысячи суток, или что-то около этого. И я даже был рад, что узнал об этом так поздно. Вот в тот момент знание оказалось своевременным. Я успел понять образ мышления своей непосредственной начальницы, пусть не сердцем, но разумом принял необходимость столь тщательного контроля и даже попросил не называть мне имена соглядатаев. Какая разница, кто был свидетелем моей честности по отношению к этой семье? Самое главное, что таким неподкупным свидетелем была моя собственная совесть.

Поэтому сегодня, во время обеда, в течение которого говорила в основном Алекс, мне было… жаль. Жаль всех. Джесс, которая с самого детства недополучала любовь и принимала за нее манипуляции. Было жаль Алекс, еще не полностью восстановившуюся после приступа, которая практически огласила содержание своего последнего завещания, которое она поклялась больше не изменять. Было жаль мальчишек, ожидавших совсем не такого праздничного рождественского обеда и откровенно скучавших, пока по моей просьбе няня не увела их играть к елке. Было даже немного жаль всех тех людей, что в течение ближайших двенадцати лет – до наступления совершеннолетия Стива и Иана – будут следить за четким исполнением условий Алекс: дети должны проводить с отцом не менее четырех месяцев в году, при этом отношение к отцу, закладываемое в семье матери, будет строго отслеживаться, тестироваться и контролироваться детским психологом.

И было чертовски жаль Светлану, которой достанется такое вот дерьмовое наследство в виде меня, со всеми прилагающимися ко мне геморроями.

А оно ей надо?

– Але, Максим? Максим, прости, что в такое позднее время, это Марина…

– Марина, доброй ночи. Что-то случилось? Что-то с папой?

– Макс… – женщина прерывисто вздохнула в трубку, – у Володи… опухоль. Он не хочет тебе говорить, но я прошу, я тебя умоляю, ты можешь найти врачей в Европе или Америке? Я знаю, у тебя твоя теща… Алекс… Она же влиятельная женщина, да? Может, ее послушают? Макс, деньги есть. Ты же знаешь, деньги – это не проблема. Макс, я все, все-все готова отдать, продать, заложить…

– Тш-ш-ш, Марина, Марина, успокойся. Я сейчас сажусь в самолет. Как только прилечу, я сразу к вам приеду. Только не реви, хорошо? Не пугай детей. И папу не расстраивай. Я приеду, и мы все решим. Я все решу и все устрою. Хорошо?

– Х… х… хор… ро… шо, – заикаясь и всхлипывая, ответила мачеха. – Ох, Макс, дай тебе бог здоровья.

Лучше пожелай мне любви, Марина.

Глава 20