Невозвращенцы на Луне

– А давайте её Люськой назовём! А, мужики?! – поддержал разговор стармос Будаков. И свершилось чудо: свежеиспеченная Люська воспряла своей ухмыльной мордашкой и выпрыгнула к ногам вахтенного на юте в шубе и валенках. Повиляла хвостом вроде как в знак согласия и… сделалалужу. Грянул хохот. Люську приняли. «Жюри» по достоинству приняли её антраша на «бис».

Ни секунды не сомневаясь в своей безнаказанности и вседозволенности, Люська смешно виляя задом попрыгала к люку на юте. Люк источал корабельное тепло. Уморительно, эдак нараскоряку, сучка продефилировала по трапу. И лишь команда «Начать приборку» отвлекла матросов от гостьи. Нет, уже, пожалуй не гостьи, а некой корабельной артистки в собачьей ипостаси. Она попросту стала членом экипажа «Сибири».

– Смир-рна! Дневальный на выход! – в суматохе рявкнул кто– то из электриков, увидев вошедшего в кубрик капитана 2 ранга старпома Гаранина. Офицер изумился такому служебному рвению старшины. Хотя все присутствующие явно опешили: начальник такого ранга их посещал если не совсем, то весьма редко.

Не смутился лишь пузатый щенок невесть какой породы с удивительно любопытными миндалинами глаз. Люська приветливо помахивала колечком хвостика и даже вопросительно тявкнула. Понимай: «Чего встал, видишь, люди приборку делают, а ты шлёндаешь по мокряди! Да уж ладно, сказывай, чего надобно!?» И тут же игриво мотнула головой и тявкнула.

– Так вот кого вы принесли на корабль без разрешения! Ты посмотри-ка, – на меня же и тявкает! Ты на кого хвост поднимаешь, цуцик эдакий?! Соображаешь? Я – старпом! Меня следует уважать и побаиваться. By компроме? По-французски ещё не шпрехает? Учите помалу. А вобщем, ладно, уговорил я командира. Пса оставьте. Но сразу к доктору. Где старшина команды? Ты будешь мне за него в ответе. Над животиной не измываться, гадостям не обучать. Всё остальное– по корабельному расписанию. Понял? Выполняй!

Щенок на время нотации предусмотрительно отошёл подальше и выслушал наставления из-под стола. При сём малышка как бы размышляла: «И чего этот пахнущий духами строгий дядька добивается от неё и почему все его так почитают? Но у него в руках не было даже веника, символа власти вахтёрш и уборщиц в ДК. Странно всё таки…»

Так у Люськи появились начальники большие, средние и старшина Терёхин – «папик». К ним добавились боцман со странным именем Сероштан. Ко всему он был мичман и от него вечно пахло краской и «шилом», хотя ни того, ни другого он с собой не носил. Боцман был убеждённый холостяк и считал свой корабельный образ жизни идеальным. А когда по вечерам он источал терпкий аромат «шила», то любил изливать душу Люське. Он гладил щенка и целовал в мордашку. Так они коротали вечера и собачонка виляла хвостиком, поскуливала, а то и подвывала на последнем слоге, когда Сероштан напевал: «Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю».

Псина безропотно дала себя обследовать корабельному врачу и «приняла ванну». После чего дурашливо лаяла и чудачила. За что с камбуза принесли миску, а в ней мясной мосол. Трапезу молодая закончила компотом. Лакала и смотрела на всех вопросительно: «А что, молока нету?» Конечно нету. Но стали приносить из дому офицеры и мичмана: «Вот, принёс тут, для щенка!»

И непременно гладили смышлёную сучку – юнгу. Многим в благодарность она нежно лизала руку.

Никто не припомнит, чтобы Люську приучали к гальюну.

Не лаяла она и в адмиральский час, а тем более в командирском отсеке. Щенка привечали везде. Но мостик, санчасть и офицерская каюткомпания были для неё изначально табу. Люську представили экипажу на следующий же день на вечернем построении. Щенок полулежал на принесённом для него коврике, высунув язык и выставив пузико на всеобщее обозрение. Старпом не удержался:

«Ну чисто японская гейша!» – Сказал так, вроде для себя. Но услышали все и прозвище прилипло сразу: «гейша Люська» Да она и не возражала. Тем более, что некий аналог был налицо. Разве что образовательный ценз пришлось опустить. А заодно и чайные церемонии: сложно, хлопотно и недостаток фарфора.

Зато походку на «Сибири» сменили все: поднимая ноги смотрели под них, – нет ли там лап мохнатенькой «гейши»– колобка. Летели дни, а за ними недели краткого пребывания корабля у причала. Команда с увлечением предавалась прелестям береговой жизни. Утренняя зарядка на плацу, вечерами футбол… Люся болела яростно. Пренебрегала правилами поведения, а то и вовсе выбегала на поле и хватала зубами шнуровку мяча и убегала. Кувыркался мяч и она с ним. Мяч реквизировали и игра продолжалась.