Невозвратный билет

– А я откуда знаю. Девчушка. Совсем маленькая. Он что, ее с кутенком перепутал или гормон заиграл? Так ты поговори с ним, чтоб ширинку не расстегивал. Или бабу ему взрослую сама приведи. Мало, что ли, проституток в округе? Вон, Оксанка из восьмого подъезда, ей все равно с кем, лишь бы платили. Дешево берет. Твоему в самый раз.

У Ларисы Витальевны на глаза опустилась не пелена, а стена. Она перестала видеть и слышать. Тетя Света еще что-то говорила, но Лариса Витальевна только кивала. В голове стучал молот. Девчушка, маленькая.

– Не выходили точно, – услышала она сквозь эту стену, – как вчера привел, так и не выпускал.

Лариса Витальевна поднялась на этаж. Бежала, задыхаясь, по лестнице – лифт ехал долго. Тарабанила в дверь – руками, ногами – до тех пор, пока Аркаша не открыл.

Она ринулась в его комнату. Там и нашла Верусю, забившуюся в угол. Девочка уже не плакала, только тихонько скулила. Аркаша был раздражен.

– Она не хочет со мной играть. Я просил. Печенье ей давал и вафли. Она не ест. Только плачет. Надоела. Уведи ее. Она еще описалась. Я ей давал лоток, она не захотела в него ходить. Я ее носом тыкал, она не понимает. Газетой ее бил, тоже не понимает. Из блюдца есть не хочет.

Лариса Витальевна думала, что страшнее периода, чем детство Аркаши, в ее жизни уже не будет. Она знала, что рано или поздно это должно было случиться. Недоглядела, недосмотрела. Расслабилась.

Лариса Витальевна подняла Верусю и увела на кухню. Быстро пожарила яичницу, поставила перед ней тарелку.

– Ешь, – сказала она.

Аркаша появился на пороге кухни, придя на запах, но Лариса Витальевна рявкнула: «Уйди немедленно. Чтобы я тебя не видела!» Сын насупился, но ушел. Почувствовал, что с матерью сейчас лучше не спорить. Веруся начала есть. От нее пахло мочой. Лариса Витальевна не знала, что делать. Ей хотелось отмыть девчушку, но она боялась даже дотронуться до нее. А еще спросить самое главное, что разрывало сердце, обволакивало липким, животным страхом. Аркаша… Он сделал с ней что-то?

Чтобы очнуться, Лариса Витальевна пошла в ванную. В коридоре запнулась о пластмассовый короб, в котором лежала нарванная клочками газета. Опять перед глазами обрушилась стена. Стало плохо. Раньше тоже прихватывало вдруг, ни с того ни с сего – голова горела, а тело трясло как в лихорадке. Подкатывала тошнота. Давление. Надо выпить таблетку. Пройдет, сейчас, только немного подождать, прилечь. Лариса Витальевна выпила таблетку, посидела в коридоре, но жар, внутренний, не отступал. Тошнота усиливалась. Она больше не могла сдерживаться. Еле добежала до ванной. Ее вырвало. Умывшись, она думала, что делать дальше, но внутреннее чутье, которое обычно ей подсказывало, когда говорить, а в какой момент промолчать, онемело. Лариса Витальевна испытывала только одно – дикую, утробную панику. Не за девочку. Конечно, нет. На девочку ей было наплевать. За сына. Он мог сделать плохое, не отдавая себе в том отчета. Ему давно было место в психдиспансере. Чего только стоило Ларисе Витальевне оставить его дома. Скольким врачам она дала взятки, мелкие подачки, сколько диагнозов было переписано. Лишь бы защитить, лишь бы оставить при себе. Любыми способами.