Невозвратный билет

– Нам не нужна их жалость. Прекратите вести себя как сбежавшие из голодного края. Нам не нужны подачки из милости. Нам нужна репутация. Мы должны вызывать уважение, а не сострадание. Из жалости дают один раз, а нам требуются прочные связи. Мы не бедные родственники, от которых хочется побыстрее избавиться, мы – коллеги. Зарубите себе на носу: ваши проблемы никому не интересны. Вы должны быть уверенными и сильными. Тогда будете интересны и с вами захотят общаться. Нищие и голодные никому не сдались. Еще раз так себя поведете, выгоню из группы и найду новых. Не проблема. Ваши поездки – это работа. Или вы думаете, вас за красивые глаза возят, кормят? Нет, дорогие мои, или отрабатывайте свою поездку, или сидите в жопе. Вы что-то расслабились, мямлите на встречах, на вопросы отвечаете так, будто хотите, чтобы от вас все уже отвязались. Елена, надо сменить репертуар. Ты что-то тоже уже мышей не ловишь. Они тарабанят, как роботы. Слушать противно. Ни единому слову не веришь.

Елена кивнула и решила внести разнообразие в наши рассказы, чтобы мы выглядели достаточно искренне и воодушевленно. Для нового доклада она выбрала меня.

Рассказ был про то, как упавшие с дерева яблоки, падалицу, не выбрасывают, а отдают на корм козам или коровам. Яблоки становятся для них вкусным и полезным завтраком. А мы пьем сладкое козье и коровье молоко, которое нам отдают благодарные фермеры. Что-то вроде того. Я прекрасно рассказала все это, но принимающая делегация стояла молча. Я посмотрела на Елену, которая тоже не понимала, что происходит. Наконец одна из членов принимающей стороны спросила: «Разве у вас не кормят коз и коров специальным кормом? Они едят сгнившие яблоки? А почему яблоки падают и гниют на земле? Разве их не снимают с дерева вовремя?» Тут даже Елена не нашлась, что ответить. Лариса Витальевна устроила нам скандал и сказала, что такого провала она еще не переживала и больше не возьмет нас в поездки.

Что произошло дальше? Мы с Еленой плакали и говорили, что хотели как лучше, и просили, чтобы Лариса Витальевна не исключала нас из делегации. Мы обещали все переписать и переучить. Только пусть она нас простит. Такого больше не повторится. Ладно, Елена была зависима материально от Ларисы Витальевны, но что заставляло меня плакать и просить не выгонять из группы? Не знаю. Нет, я никогда не хвасталась перед друзьями, что каждый день ела киви на завтрак, ананас тоже каждый день на завтрак, хоть уешься, и что йогурты имеют разные вкусы. Я боялась признаться самой себе, что боюсь вернуться к обычной жизни. К матери, которой не нужна. И что прекрасно обойдусь без йогуртов и прочих деликатесов, лишь бы жить как все дети – утром есть подгоревшую яичницу, ходить в школу, ковырять вилкой серые макароны в школьной столовой. Я безумно хотела вернуться и больше никогда в своей жизни не видеть Ларису Витальевну, но прекрасно понимала, что никому, кроме нее, не нужна. Тогда до меня дошло, что такое работа, что такое отрабатывать. Елена переписала текст, я выучила и уже на следующей встрече говорила так, что сама верила в то, как кормлю коз не падалицей, а свежими яблоками, которые до этого собственноручно сняла с яблони.

Что мы привозили из поездок? Туалетную бумагу, которую воровали в лагерях или в семьях, в которых жили. Зубные пасты и щетки. Мыло, шампуни. В одном из лагерей Маринка увидела на стене прикрепленный к стене кулек. Ребята и девушки пробегали мимо, брали из кулька что-то и бежали дальше. Маринка тоже взяла.

– Ты знаешь, что это? – сказала она мне, показывая маленькую пачку.

– Нет. А это что? – я показала пачку, которую мне выдали на местной ферме. У меня был насморк, я хлюпала носом, и мне дали пачку, которую я не осмелилась открыть. Боялась опозориться – прямоугольная пачка была очень красивая и чем-то вкусно пахла, что я смогла почувствовать даже с заложенным носом. Что находилось внутри – понятия не имела.

Мы сели на кровать и открыли пачки. Из своей я вытащила обычные салфетки, бумажные, только очень мягкие. Те, которые сейчас есть у каждого школьника в рюкзаке. Те, которые полностью заменили тканевые носовые платки. Я тогда впервые видела салфетки, пахнущие ментолом, и не понимала, как в них можно высморкаться и выбросить? Как можно выбросить такую ценность? На ферме женщина жестами объясняла, что это для высмаркивания, но я решила, что неправильно ее поняла. Маринка же достала из своей пачки тоже что-то пахнущее то ли клубникой, то ли другой ягодой, но липкое и странной формы.

– Фу, гадость какая, – сказала я.

– Если гадость, зачем они ее все берут? – задумалась Маринка.

Она растянула содержимое пачки и вдруг догадалась.

– Это этот… гондон, – радостно воскликнула она.

– Что?

– И как его натягивать? Офигеть, – восхищалась Маринка.

– Надо спросить у кого-нибудь, – посоветовала я, не понимая, что так обрадовало Маринку. И что это такое – тоже не поняла.

Наверное, Маринка получила мастер-класс. Каждый день она выгребала половину содержимого кулька и складывала в тумбочку.

– Зачем тебе столько? – спросила я.