Невозвратный билет

– Моя мама не мамаша, – обиделась я, хотя знала, что будет так, как сказала женщина. Моя родительница вообще не умела планировать жизнь. Да и не стремилась. Ей было скучно жить по плану. А уж делать запасы в дорогу, с ее точки зрения, вообще было бессмысленно. Приедем – поедим в лучшем ресторане. Закажем все, что захотим. Мама спокойно переносила вынужденный голод, в отличие от меня. В чем я, конечно же, признаться боялась. Мне становилось нехорошо, до обморока. Мама же могла пойти в магазин за молоком, а вернуться с пельменями. Или заказать дорогущий набор в столе заказов – банку икры, колбасу, рыбу холодного копчения, шоколадные конфеты. Все съесть в один день, а потом еще месяц или два экономить на всем, включая хлеб. Прекрасно помню, как я складывала в кошелек сдачу, если мама отправляла меня в магазин. Сдачу она никогда у меня не спрашивала, что позволяло накопить достаточно денег, чтобы нам хватило на самое необходимое. Мама ни разу не похвалила за умение экономить. Только удивлялась, когда я ей выдавала три, а то и пять рублей мелочью:

– Странно, почему ты себе мороженое не купила? Или что-нибудь вкусное?

– Потому что сейчас на эти деньги мы можем купить колбасу, сыр, молоко и яйца, – отвечала я, не понимая, как мама не осознает такие очевидные вещи.

Если мама владела искусством тратить, то бабушка умела экономить. А потом спускала все сэкономленное на помощь нуждающимся. Как сказали бы сейчас – на благотворительность. Бабушка с мамой, с моей точки зрения, ничем не отличались друг от друга. Мама тратила деньги на вкусности, рестораны, наряды, а я экономила, чтобы хватило на хлеб и колбасу. Бабушка могла отдать всю зарплату тем, о ком писала репортаж, и не важно, на что требовались средства – керосин от колорадских жуков или комбикорм. А я опять экономила. Бабушка вообще не считала траты на еду. Меня часто кормили соседи. Но за свет и газ все же требовалась ежемесячная оплата. Мама называла меня Милочка-копилочка, на что я обижалась. Соседки твердили бабушке, что мама родила меня от еврея, раз расту такой экономной. Что меня тоже обижало, поскольку я не знала, кто такой «еврей», от которого меня родили. Я спрашивала у бабушки, но та только отмахивалась.

Наверное, та поездка повлияла на всю мою дальнейшую жизнь. Слова женщины, тети Томы, я запомнила и, собираясь в дорогу, которая займет минут двадцать, беру с собой еду. Воду, конфеты, яблоко. Если еду с детьми, везу как минимум полноценный обед плюс перекус. А вдруг в пробке застрянем? А вдруг нехорошо станет? Мои близкие шутят, что я все время вожу за собой дом. И сумка у меня тоже дом – в ней лежит «нз» – неприкосновенный запас, которого точно хватит часов на пять. Вода, еда, таблетки, бинты, салфетки.

Мама вернулась в автобус с бутылкой вина, уже открытой и отпитой, вместо пирогов. Тетя Тома закатила глаза и выдала мне лаваш, вареное яйцо и кусок сыра.

– Ешь, дорогая, ешь, – приговаривала добрая женщина.

В автобус зашла колоритная пара: яркая женщина со спутником. Из-за обильного, слегка размазанного макияжа, прически-начеса на измученных завивкой и пергидролью волосах и чересчур короткой юбки определить точный возраст дамы не представлялось возможным. Но по восторженным взглядам, которые она бросала на своего спутника, и горделивым, которым удостаивала остальных, ей было около сорока. Спутнику было явно меньше, но не до такой степени, чтобы его можно было спутать с сыном женщины. Он нервничал и щипал жидкую бороденку. Так делают мужчины, которые не привыкли к растительности на лице и которым отчаянно хочется побриться.

– Котюш, давай, сюда. У окна хочешь сесть? – суетилась дамочка.

– Все равно, – буркнул мужчина.

– Фу, какая тут грязь. Котюш, сумку наверх убери. Ох, духота. Котюш, окно открой. Пить хочется. Котюш, сбегай, купи газировочки. Надо было на поезде ехать. Я так плохо переношу дорогу. Меня обязательно начнет тошнить. Котюш, и мороженое купи еще. Умираю, хочу мороженое. Только не шоколадное. В вафельном стаканчике возьми.

Женщина болтала без умолку, войдя в образ капризной барышни. Спутник, которого она называла Котюшей, видимо производное от Кости, Коти, выполнял поручения молча.

– Ой, поверить не могу, что получилось уехать. Котюш, ты меня слышишь? Ты можешь поверить? Две недели на море. Надеюсь, номер в гостинице окажется приличным и кровать не будет скрипеть слишком громко, – хихикала дамочка, хлебая тархун из бутылки. Поперхнулась, закашлялась.

– Тут дети вообще-то, – строго одернула ее тетя Тома.

– А что я такого сказала? – удивилась женщина. Она была слишком возбуждена, чтобы скрывать эмоции, и полезла обниматься с мужчиной. Прильнула и застыла, демонстрируя полное счастье. Мужчина смотрел в окно. Даже не сделал попытки обнять. Но она сама взяла его руку и положила на собственное колено. И издала протяжный стон, чтобы услышали все в автобусе.

– Прилично себя ведите, да! А то высажу! – прикрикнул на них водитель автобуса. Он произносил вместо «и» «ы» и наоборот. Звучало как «прылычно, висажу».

– Уважаемый, когда уже поедем? – спросила мама.