Невская битва

—    Именем самого Господа Христа челом бьем те­бе, Александру Ярославичу, вернуться в Новгород и быть нашим полным князем и господином, ибо ток­мо твоего имени страшатся враги — ненасытные и кровожадные посланцы папские.

—    Владыко! — воскликнул Александр, едва сдер­живая слезы. — Прошу тебя не произносить более слов просьбы! Издалече завидев вас, я уже твердо ре­шил, что вернусь. И каюсь, что заставил тебя, влады­ко Спиридоне, молвить просительные слова.

—    Солнце-князь! — не выдержав, воскликнул Ми­ша Дюжий. — Смерть ради тебя примем! Прости нас за наше поганое окаянство!

—    Прости, Леско Славич! — заговорил и Домаш. — Каемся пред тобою, що отвергли тебя и славе твоей завидовали. Бис нас попутал, княже.

—    Полно вам, — поспешил Александр принять их в свои объятия, видя, что все они горят желанием ка­яться и просить прощения, а Савва и Ратисвет готовы броситься на них с кулаками. — В канун столь велико­го праздника церковного забудем наши взаимные оби­ды и огорчения. Отпустим зло из сердец. Ибо завтра все вместе будем петь «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром».

—    Слава Александру! — воскликнул в восторге тысяцкий Ратибор. — Оле тебе, Новгороде, не имеющу равного великодушия!

Александра аж подкинуло от удивления, ибо мож­но всю жизнь прожить и не услышать ничего подобно­го о Новгороде из уст новгородца. Видать, и впрямь, крепко взяли их немцы за жабры!

На другой день весело праздновали Сретенье. По­сле литургии причащались с особенным чувством, будто каждому Христос в сей день дал чуть-чуть боль­ше своей плоти и крови, видя их примирение, братскую любовь и счастье нового единения. Потом, выйдя из храма, до того радовались, что вдруг бросились вме­сте с садовниками трясти деревья, дабы побольше пло­дов было к осени, чуть стволы не поломали от усердия. Да что там — Миша Дюжий, конечно же, и сломал од­ну яблоньку, ручищи-то — шире медвежьих лап!

Отпраздновав примирение и согласие, из Перея-славля отправились во Владимир — просить у великого князя разрешения Александру вернуться в Новгород. Ярослав Всеволодович повел себя должным образом. Поначалу хмурился и как бы отказывался, говоря:

— Единожды оскорбив моего сына, и в другой раз не погнушаетесь.

Но потом, истомив послов и самого архиепископа, он все же, как и следовало ожидать, смягчился. Воз­вращение Александра в Новгород было торжествен­ным и величавым. Ни одного князя так не встречали ретивые новгородцы. От самых берегов Меты выстрои­лись радостные горожане с дарами и приношениями, а некоторые — с хоругвями. У врат Городища князь сошел с коня, архиепископ вышел из своей санной по­возки, и они рука об руку друг с другом шли дальше пешие под восторженные крики встречающих. Здесь им под ноги бросили связанных крамольников, о кото­рых было произведено дознание и выяснилось, что они получали золото и серебро от немцев. Новый посадник спросил Александра:

—    Дозволишь ли, светлый княже, казнить их се­годня же лютой казнью за их гнусную измену?

—    А сколько их таковых схвачено? — спросил Александр.

—    Более ста, — был ответ.

—    И всех казнить хотите?

—    Всих!

Отдавать жестокий приказ было трудно, но Алек­сандр прекрасно понимал, что совсем никого не каз­нить нельзя. Вот они стояли перед ним на коленях в снегу, связанные, с отчаянием в лицах, жалкие… Но это были изменники, желавшие немецкой власти. И он вдруг четко осознал, что они хуже и папежников, и Батыевой саранчи. Пришедшие с востока сыроядцы были и нехристь, и нерусь. Они не знали Христовой правды, не ведали света Крещения. И ходили слухи, что даже в отношениях друг с другом они не знали до­бра и ласки. Чего же можно было ждать от такого гру­бого племени! Немцы называли себя христианами, хо­тя исказили Христову истину и поступали, как нехри­сти. Но что и с них взять — нерусь!

Но вот изменники заслуживали большей ненависти, чем немцы и язычники Батыя, потому что они-то были русскими, их вскормили русские матери, напитавшие их любовью и лаской; они были православными, кре­щенными в нашей русской церкви, они ходили к испо­веди и святому причастию, но при этом смогли пойти на такое предательство. А стало быть, они — нелюдь!

И сделавшись каменным, Александр промолвил:

—   Андрея Чернаша, Романа Брудько и Евстратия Жидиславича… Этих трех бояр-изменников предать повешению. Остальных крамольников бить по двад­цать раз плетью и после этого оставить в узилищах до того дня и часа, когда не останется немцев на землях

новгородских и псковских.

—   Никак не можно сие, княже! — возроптали множеством голосов новгородцы. — Требно усих каз­нить смертию!

—   Що аз сказах — сказах! — отвечал Александр, впервые за полгода произнося это новгородское «що».

—   Буди же ты проклят! Щоб тоби… — закричал Брудько, но ему успели заткнуть разбитый до крови рот.