Невыдуманный Пастернак. Памятные встречи

– Вы понимаете, вы держите в своей руке громадный, невиданный бриллиант. Что бы вы с ним делали? Боялись бы его потерять. Я о Ливанове говорю, Борисе Николаевиче. Держите крепче, будьте внимательнее. Жалко, что я стар, и что у меня не хватит уже времени сделать из него такого артиста, каким я его вижу. Я хотел ставить «Отелло» и уже распределил роли: Ливанов – Отелло, Хмелев – Яго. Но Владимир Иванович говорит, что сейчас он будет ставить «Любовь Яровую», где Ливанов занят, должен играть Шмундю (то есть Швандю. – Е. Л.). Ну что же делать! Шмундя так Шмундя.

Пришла Мария Петровна Лилина, жена Константина Сергеевича, пригласила пить чай. Константин Сергеевич отказался, сказал, что он давно обещал Борису Николаевичу подписать фотографию и сейчас хочет это сделать. Он остался один, а мы ушли в дом. «Подписать фотографию»! Это было завещание, которым открывается эта книга.

Если Станиславский открывал вам врата своего внутреннего мира, такой красоты, такой духовности, чистоты и высоты помыслов, то вы жили словно в раю. Любовь, преклонение Ливанова перед Константином Сергеевичем естественны. Но в раю корысти быть не может. А люди, которые были рядом с ним, часто хотели получить от этого выгоду для себя. В этом, по-моему, была трагедия Станиславского.

Константин Станиславский и Владимир Немирович-Данченко. Дружеский шарж Бориса Ливанова

Юрий Михайлович Юрьев прислал письмо Станиславскому. Прочтя его, Константин Сергеевич сказал: «Прекрасное письмо и так интересно об искусстве… От кого это? Здесь написано: десять рублей, десять рублей…» (Юрий Михайлович подписывался: Юр. Юр.).

Юрий Михайлович Юрьев – народный артист СССР. Двоюродный брат жены Качалова. В 1917 году играл Арбенина в «Маскараде» М. Ю. Лермонтова, поставленном Мейерхольдом на сцене Александринского театра. «Был лучшим Арбениным в наше время», – говорил М.М. Тарханов. Это был волшебный спектакль, даже при возобновлении – я видела.

Личность очень яркая. Книги, написанные Ю. М. Юрьевым о театре, Ливанов высоко ценил. Женщинам Юрьев отводил исключительное место в бытии человеческом. Это редчайшее понимание, рыцарское отношение, тонкость, доброта и преданность. Как описаны, охарактеризованы им женщины-актрисы: Комиссаржевская, Ермолова!..

О Юрии Михайловиче рассказывали, что он был женихом дочери артистки Е. Она вышла замуж за другого. Он дал клятву никогда больше не быть близким с женщинами, никогда не жениться. Потом бывшая невеста овдовела. Он содержал ее детей до конца своей жизни.

– Константин Сергеевич, вам звонил Бернард Шоу. Хочет вас повидать.

– Что нужно от меня этому вздорному старику?

Когда Бернард Шоу приезжал в Москву, в его честь в доме приемов на Спиридоновке давали обед. Шоу сидел спиной к высокой стене, окружавшей сад. Во время беседы наступило вдруг замешательство. Дело в том, что на заборе появился вначале один, потом другой и вскоре – целая стайка мальчишек. Рассевшись в ряд, они молча, с любопытством разглядывали все происходящее. Сидевшие рядом с Шоу, не видя, что делается за их спиной, недоумевали, стараясь понять волнение сидевших напротив.

Вдруг Шоу быстро оглядывается, засовывает два пальца в рот и… пронзительно свистит.

Мальчишки одновременно свалились за стену, их как не бывало.

В 1938 году, когда Борис Николаевич тяжело заболел, ему многие писали в больницу. Написал Станиславский. Пришло письмо и от его жены – Марии Петровны Лилиной. Она писала: «На сцене Вы мой любимец, и Вашими данными и игрой часто напоминаете Константина Сергеевича в молодости».

Надо сказать, что Лилиной как актрисе приходилось нелегко от жестокой требовательности Станиславского.

Борис Николаевич рассказывал кое-что из старых преданий театра.

После провала «Чайки» в Александринке и триумфа в Художественном МХАТ приехал в Петербург на гастроли. На репетицию «Чайки» пришел весь театральный мир. Репетицию вел Станиславский, и как только Лилина появилась на сцене, он крикнул в полной тишине: «Сначала!». Лилина вышла вновь и – опять: «Сначала!». На третий раз после все того же «Сначала!» она прошептала: «Костя, здесь же чужие… пожарные».

– Здесь нет никакого «Кости»! Здесь Станиславский, – раздался в ответ все тот же неумолимый («белый», как говорили актеры) голос.

– Это что еще за Алексеев? – спрашивает Константин Сергеевич, просматривая список труппы в начале сезона,

– Это… это Игорь, – говорят ему о его сыне, который хотел выйти на сцену хотя бы в массовке. Станиславский вычеркивает. Но ведь и по отношению к самому себе как актеру Станиславский был (так считал Борис Николаевич) особенно – до чрезмерности – требователен и жесток.

В спектакле «Хозяйка гостиницы» каждый выход, каждая реплика Кавалера Риппафрата – Ливанова принималась зрителями аплодисментами, смехом. После нескольких спектаклей артисты-партнеры пошли к Станиславскому и объявили ему, что так продолжаться не может, что они с Ливановым играть отказываются, что он из Художественного театра делает цирк.