Незабудка

А вскоре Юля, придя вечером домой, нашла под дверью похоронную. Утром она удивилась, что не поседела, что лицо ее за ночь не покрылось морщинами.

Девочка родилась в последнее фронтовое лето и скрасила жизнь матери, которая, по словам Саввишны, «на всю жизнь пригорюнилась». Из родильного дома малютку перевели в ясли; все равно молока у матери не было и надежды на то, что оно при такой голодовке появится, тоже не было, хотя Юлю прикрепили к столовой на углу Садовой и проспекта Майорова. Усиленное питание заключалось в том, что она получала скудный обед, но талоны в ее карточке не вырезали.

Город возвращался к жизни. Юля сводила маленькую Тришку к памятнику Петру Великому — она сама не видела его после того, как увезли мешки с песком, отбили доски, распаковали.

Юля гуляла с девочкой по набережной Невы и в который уже раз шептала про себя стихотворение Тютчева «Опять стою я над Невой»:

Во сне ль все это снится мне,
Или гляжу я в самом деле,
На что при этой же луне
С тобой живые мы глядели?

Возвращаясь домой, она внимательно, одного за другим, оглядела четырех коней Клодта, они заняли свои места на Аничковом мосту.

Прошло еще два года, и она пыталась объяснить маленькой Тришке — этот неодетый дяденька сумел обуздать строптивого коня! Липкий снег падал хлопьями и в тот день накинул на коня белую попону, а на дяденьку, который стоял на коленях и укрощал коня, — белый фартук.

Тришка, как все ленинградские дети, не побывавшие в эвакуации, не видела в младенчестве своем собак и долго пугалась лающих чудовищ.

Юля с волнением замечала, что дочка слегка картавит; одна Юля знала, что это у Тришки отцовское. От Вадима же — густые и длинные ресницы, они перешли потом по наследству и к ее внуку. Почему внук более походит на своего деда, чем его мать Тришка? На самом деле так похож, или в мальчике отчетливее, чем в девочке, проступало потаенное сходство?

После гибели Вадима много лет Юля не ходила в театр, в кино. А если после торжественного заседания устраивали концерт, она сразу же исчезала. И здесь ей помогла превозмочь себя Тришка! Она так просилась в Театр юных зрителей на Моховую; у ленинградских детей это называлось — «в гости к дедушке Брянцеву». Едва в ТЮЗе приоткрывался занавес, Тришка от волнения зажмуривалась и в начале действия сидела с закрытыми глазами.

Все это Юля вспомнила молча, не заметила, что они уже свернули с Невского на Фонтанку.

— Да тебе же на вокзал, Капелька! — встрепенулась Юлия Ивановна.

Только отец, да и то редко, называл так Капу.

Под воскресенье Капа вновь провожала Юлию Ивановну, несла ее тяжелую сумку с книгами и продуктами. Дошли до парадного, и Юлия Ивановна напомнила — Капа хотела посоветоваться, куда подавать документы. В читальном зале для такого разговора нет времени — очередь, только успеваешь получать, выдавать книги...

Будь у Капы старший брат или сестра, ей, наверно, было бы легче выбрать профессию по душе.

А что касается отца, то он, пожалуй, вправе был считать себя неудачником, теперь Капа это понимала. Когда-то отец, видимо, без достаточных к тому оснований, поступил в художественное училище. И учился без успехов, и окончил с грехом пополам. На выставки его картины не брали, всегда находились недоброжелатели, хотя странно — откуда взялось злое единодушие у разных просмотровых комиссий, в разные годы и даже в разных городах? А кончилось тем, что отец стал малевать киноплакаты, которые вешали на брандмауэрах домов, на площадях, у вокзалов, при входе в парки; а еще рекламные щиты прибивали к заборам, которыми огораживали от уличной сутолоки строительные площадки. Из-за неудач отца Капа твердо решила не заниматься рисованием, живописью, хотя все годы ее не оставляла тяга к карандашу, к кисти.

Капа удивилась внезапной откровенности, с какой рассказала Юлии Ивановне об отце и матери.

После того как появился сожитель, мать, казалось, должна была подтянуться, приодеться, чтобы выглядеть более моложавой, а она, наоборот, обнеряшилась. Капа несколько раз говорила ей об этом. «Не учи меня жить!» — раздраженно отвечала мать.

Деньги на самые скромные завтраки и обеды, на кино в конце недели Капе брать теперь стало неприятно. Будто те, честные деньги, мамину зарплату, в доме уже пропили, а ей всучили нечистые деньги, получили калым с новоиспеченных абонентов. Страшно сказать, но Капа стала относиться к матери с легкой брезгливостью, впрочем тщательно скрываемой. Даже самой себе не хотелось признаваться в этом, а тут вдруг она исповедалась!

После чая Юлия Ивановна включила телевизор, транслировали концерт самодеятельности.

Нет, Капа не радуется, слушая певицу, лаборантку пищевого института, и не умиляется, что у нее отличный голос. По-видимому, жизнь не позволила ей всецело отдаться музыке.

— Мне эту лаборантку, Юлия Ивановна, всех жальче, — вздохнула Капа. — Чем выше премия, тем яснее, что погиб талант. Ее трагедия, что не поет в опере...