Незабудка. Маленькая повесть

- Да уж куда несчастнее случай в Свердловске случился. Когда я на работу опоздала. В первый раз никак не могла в трамвай сесть. Разве на Уралмаш трамвай ходил? Не вагон, а душегубка! Ногу на подножку поставила, уже за поручень ухватилась, а какие-то хамы столкнули, сами повисли и укатили… А через неделю будильник, будь он неладен. Вот и опоздала во второй раз. Ну, из комсомола исключили. Ну, засудили. Явилась с приговором в тюрьму, говорят: «Нет мест свободных. Приходите на той неделе». Еще раз явилась, опять отсрочку дали. И никто заступиться не имел права. Указ! Только через два месяца в свой механосборочный цех вернулась. К тому времени квадратные уравнения, а заодно теоремы, сказуемые и все крестовые походы из сознания вышибло. До квадратных ли уравнений, когда вся жизнь насмарку пошла? Чуть не повесилась. Уже и веревкой запаслась. Но одной крошки глупости все-таки не хватило… Ну, поступила продавщицей в магазин «Гастроном». На площади Пятого года. Отдел - «Деньги получает продавец». Позже ученицей в парикмахерскую устроилась. Гостиница «Большой Урал». Но мастерицей недолго хлопотала. Еще, наверно, не успели отрасти волосы у моего первого клиента, которого я под машинку два нуля постригла - война! Первых раненых в Свердловск привезли - сразу в госпиталь подалась. Рядом с домом Чекиста. И знаешь? Отказались от меня в госпитале! Новые штаты им, видите ли, не прислали. Война до отдела кадров еще не докатилась. Однако через неделю санитаркой приняли. А почему? Вызвалась самолично раненых брить и стричь. Словчила, в своей спецовке пришла. Из парикмахерской халат. С узким кармашком для расчески. Сама стирала, крахмалила, никому халат не доверяла.

- Вот война окончится, за книжки сядете.

- Между прочим, я не девочка в платьице белом. И мне уже давно не шестнадцать лет.

- Еще совсем молодая…

- Вот так молодая! Да в моем возрасте уже все собаки сдохли. Семь лет назад паспорт получила. В мои годы мечтать поздно. «Куда, куда вы удалились…» А думать, говорить о будущей жизни…

- Почему же?

- Суеверная. Вот фотограф из дивизионной газеты хотел меня снять на карточку. Еще когда наградили вторым орденом. Трепался, что при. моей внешности снимок можно сразу пускать в печать. Безо всякой ретуши. Однако не далась я фотографу в руки. Зря он на меня наводил свой оптический при-цел. Дело было как раз перед наступлением… Не люблю испытывать судьбу! Потому и не загадываю насчет будущего. Разводить разные фантазии…

- Фантазии я тоже не уважаю. А примериться к завтрашнему дню… Вот хотя бы сейчас. Пока немцы позволяют. Может хирургом станете?

- Хирургом? Нет, на мирное время военных хирургов хватит. Еще без практики останешься. Тогда ведь только гражданские болезни останутся. А вот если бы, - она проводила взглядом трассу пуль, светящихся поверх голов, - ребятишек лечить. Впрочем, не знаю… Никогда не думала…

- А почему бы о мирной жизни не помечтать? За нее тогда и воевать сподручнее…

- А если вернусь домой да с пустой душой? До того обеднела - хорошим людям разучилась верить. Сам-то разве не заметил за мной такого? - Она помолчала, ждала, что он откликнется, но отклика не последовало. - Все чувства во мне умерли. Только ненависть к фашистам осталась.

- Не верю! А любовь? Доброта? Знаете, что Новиков, ну, тот усатый дяденька, про вас сказал? «Она, - сказал, - сердитая, но добрая…»

- Твой Новиков уже, наверно, в медсанбате. Голень у него перебита. Шину наложат. А костылями долго ему стучать придется. Для него война - вся…

- Я видел, как вы за ранеными ухаживаете! Из-под огня выносите. Ну, как же! А без любви откуда и ненависть возьмется?

- За ранеными ухаживать - дело хорошее. - Она снова вздохнула. - Хуже, когда за тобой здоровые начинают ухаживать… Плохим людям поверила. На хороших веры не хватило.

- Опять на себя наговариваете.

- Сам не убедился? Вот тебя сегодня в трусы зачислила. Еще на том берегу возвела напраслину. Эвакуировались бы мы вдвоем на дно - и разговор весь. Утопленникам рассуждать некогда. Теперь представь - только один из нас выбрался бы на этот берег подобру-поздорову. Один из нас, из двоих, живой из воды вышел бы, чтобы обсушиться на белом свете. Или я бы о тебе, несчастливом, правды не узнала. Или ты бы от меня, убитой, прощения не выслушал, носил с собой вечную обиду.

- А я на вас, Незабудка, вообще обидеться не могу. Только пожалеть…

- Не смей меня жалеть! Я вовсе не слабая. Вот захочу - и забуду про себя все плохое! Только и всего…

- А я ничего про себя забывать не хочу. И когда страхом трясся, дрожал за свою шкуру - помню. Я вот, признаться, в последних боях больше бояться стал, чем прежде. Или потому, что победа ближе?

- Мой страх наоборот на убыль идет. Привыкла? Или стала к себе безразличная?

- А может оттого, что душа в одиночестве?

Незабудка привстала и всмотрелась в его смутно белевшее лицо. Увидела глубокие глаза с теплинкой и разлетистые черные брови? Или только вообразила себе все. черты лица в темноте? Она долго молчала, возбужденная разговором, который затеял младший сержант.